Николай Харин: Д'Артаньян в Бастилии

— Отлично, я приму это к сведению. А теперь, господин д'Арманьян…

— А теперь, господин маршал, я вынужден просить вас говорить потише. Вы можете разбудить короля, в этом замке чертовски тонкие стены.

— Господин Арманьян, я не привык к такому тону!

— Господин маршал, я тоже. И потом, меня зовут Д'Артаньян.

Бассомпьер понял, что перед ним серьезный человек.

— Ну что ж, — сказал маршал. — Я вижу вы тот, кто нам нужен.

— Возможно, — невозмутимо согласился лейтенант мушкетеров. — Но кого вы имеете в виду?

Бассомпьер понял, что сказал лишнее.

— Сударь, — произнес он внушительно. — Вы узнали меня.

— Совершенно верно, господин маршал. — И мушкетер слегка поклонился. Поклон был вежливым, но не более.

— Я имею право приказывать любому офицеру. Так вот, я приказываю вам немедля передать дежурство надежному человеку, взять самую резвую лошадь, какую только вы сможете здесь найти… — Бассомпьер резко обернулся: ему послышались легкие шаги. Д'Артаньян хранил прежнее бесстрастное выражение. Так вот, сударь, — продолжал маршал. — Вы возьмете лошадь и поскачете по дороге на Дофине…

— Сожалею, господин маршал, но это совершенно невозможно.

— Черт побери! Это еще почему?

— Потому что вы не господин де Тревиль.

— Я — Бассомпьер! — гневно вскричал маршал.

— Именно по этой причине я не сойду с места.

— Однако вы упрямец, господин д'Арвильян! — вконец разгневался маршал.

— Меня зовут Д'Артаньян. Вы опять говорите слишком громко, господин маршал, это может повредить здоровью его величества, — являя собой полную противоположность Бассомпьеру, отвечал мушкетер. Сам Атос не мог бы выказать больше хладнокровия.

— Сударь, ваше упрямство неуместно! Оно сыграет с вами дурную шутку, прошипел Бассомпьер. Маршал был взбешен, но решил не уступать мушкетеру в готовности оберегать покой выздоравливающего монарха.

— Мною движет вовсе не упрямство, сударь, — холодно проговорил Д'Артаньян. — Жаль, что вы этого до сих пор не поняли.

— А что же, черт побери?!

— Чувство долга.

— Так вам нужен приказ де Тревиля?

— Да. Или его величества.

— И вы отказываетесь подчиниться любому другому лицу?

— Да.

— Но это невозможно! Де Тревиля здесь нет! Король болен!!!

— Это означает всего лишь, что вам надо приказать кому-нибудь из ваших непосредственных подчиненных.

— Teufel! [2] Черт возьми) (нем.) Да в том-то все и дело, что нужен не «кто-нибудь», а именно вы!! А время уходит, тысяча чертей!!!

— Благодарю за доверие, господин маршал. Я постарался бы оправдать его, так как, судя по всему, вы действительно испытываете надобность во мне, но раз уж господина де Тревиля нет, а его величество спит, то…

-..то вас просит королева, — послышался голос, от которого мушкетер вздрогнул. И Анна Австрийская, откинув бархатную портьеру, вошла в помещение для дежурного офицера.

— Королева! — пробормотал д'Артаньян. — Вы здесь, ваше величество!

— Я здесь, шевалье. И я прошу вас о помощи потому, что знаю вашу преданность и отвагу. Если вы не поможете мне, этого не сумеет сделать никто.

Королева-мать, наблюдавшая эту сцену из-за портьеры, удовлетворенно кивала. «Браво, Анна, — прошептала она. — Королева не приказывает, а просит. Это именно то, что надо».

— Ваше величество, моя кровь и моя жизнь — ваши!

Анна Австрийская повернулась к маршалу. Бассомпьер был умным человеком, он поклонился и вышел.

Д'Артаньян и королева остались вдвоем.

Анна Австрийская не могла скрыть своего волнения. Человек, стоявший перед ней, привез ей последний привет Бэкингема. Он рисковал своей жизнью, сначала спасая ее честь, а затем пытаясь спасти Бэкингема. Королева была предупреждена, но жизни герцога суждено было оборваться в тот момент, когда он читал ее письмо.

Анна Австрийская смотрела на мушкетера, а видела перед собой другого. Он тоже носил в Париже мушкетерский плащ.

— Господин д'Артаньян, — отгоняя наваждение, начала королева. Каждое слово давалось ей с трудом. — Когда-то вы спасли свою королеву! Молчите! Не говорите ничего: ни слова, ни звука! Говорю я! Когда я закончу, вы исполните… мое поручение.

Анна Австрийская всмотрелась в черты гасконца, словно пытаясь проникнуть в его мысли. В глазах лейтенанта мушкетеров светились ум и природная живость, перед ней стоял отнюдь не простак. На этого человека можно было положиться.

— Я, быть может, была несправедлива к вам, — продолжала Анна Австрийская. — Но я не забыла вашей преданности. Придет время, когда она будет оценена по достоинству.