Эндрю Ходжер - Храм Фортуны

Она всхлипнула.

— Я ведь полюбила тебя, — с горечью добавила императрица, — а ты меня бросил...

Сатурнин продолжал молчать.

— Ты посмеялся надо мной, над моими чувствами, и я поклялась тогда, что отомщу. И отомстила. Через пятьдесят лет.

— Скажи мне одно, — попросил Сатурнин. — Друз был моим сыном?

— Да! — крикнула Ливия. — Твоим! Но ты сам отказался от него. И теперь душа Друза в Подземном царстве, а мой Тиберий правит империей. Помнишь, как ты смеялся, когда я сказала тебе, что сделаю его цезарем?

Но Сатурнин не слушал ее.

— Так, значит, Германик мой внук? — спросил он.

— Ты догадлив, — нехорошо улыбнулась Ливия. — Но он никогда об этом не узнает, обещаю тебе. И цезарем тоже никогда не станет. Ты проиграл, Гней, и виноват в этом только сам.

Несколько секунд они молчали.

— Ладно, — сказала, наконец, императрица. — Мне пора. Вот, возьми.

На пол рядом с Сатурнином упал маленький золотой кружочек.

— Помнишь, как ты подарил мне эту монетку, когда мы еще думали, что любим друг друга? «На счастье», — сказал ты. Я хранила ее, я знала, что она еще пригодится. А теперь ты заплатишь ею Харону, чтобы он перевез твою душу через Стикс. Прощай.

Ливия резко повернулась и ушла. Ее шаги затихли. Сатурнин сидел не шевелясь и смотрел на монету. В его глазах появились слезы.

Но вот вновь послышался шум. К камере подошли двое мужчин, один открыл замок. Они вошли внутрь, приблизились к арестованному.

Тугая, жесткая веревочная петля захлестнула горло сенатора и консуляра Гнея Сентия Сатурнина.

Спустя три недели после вышеописанных событий, когда день уже клонился к вечеру, на пустынной виа Аврелия, недалеко от Рима, появился всадник.

Его сильный гнедой конь размашисто скакал по дороге, ударами крепких копыт взметая пыль и энергично встряхивая головой. Всадник уверенно держал поводья, всматриваясь в даль. По мере приближения к городу он начал внимательно оглядываться, словно выискивая что-то.

Это был Гай Валерий Сабин, который возвращался из Германии, чтобы огласить в сенате завещание Августа и потребовать наказания виновных в нарушении воли покойного цезаря.

Знакомый поворот неожиданно открылся его глазам. Да, правильно. Где-то здесь должен стоять храм Фортуны. Богини судьбы, которая все вертит и вертит свое колесо, играя людскими судьбами.

Сабин заметил поднимавшуюся над невысокими деревцами крышу святилища, которую уже окутывали сумерки, и направил коня к зданию.

Возле входа он спешился и вдруг остановился, пораженный.

Что-то здесь было не так.

Сначала трибун не мог понять, что именно, потом его ноздри уловили запах гари.

Он бросился вперед и вошел в храм.

Храма уже не было.

То есть, само здание сохранилось, но все, что находилось внутри, стало, видимо, жертвой сильного пожара. Закопченные стены, обгоревший алтарь и черная статуя богини...

Трибун провел ладонью по глазам, словно отгоняя наваждение, но картина осталась прежней. Храма Фортуны больше не существовало.

Сабин поспешно подошел к алтарю и сунул руку в потайное место, куда жрец при нем спрятал завещание Августа. Пусто. Лишь горстка пепла под пальцами.

Шатаясь, словно пьяный, Сабин вышел из святилища, взобрался на лошадь и выехал на дорогу. Там он остановился, не зная, что теперь делать.

Невдалеке послышался скрип и лязг, и вскоре рядом появилась телега, гружённая дровами. Низенький, щуплый крестьянин вел на поводу тощую лошадку.

— Подожди, — остановил его Сабин. — Тут был храм Фортуны. Ты не знаешь, что с ним случилось?

— Молния ударила, — равнодушно пояснил крестьянин. — Все и сгорело в одночасье. Видать, не угодили чем-то люди богине. Фортуна, она ведь дамочка капризная.

И крестьянин хлестнул лошадь, которая замедлила было шаг.

— А жрец? — крикнул ему вслед Сабин. — Тут был жрец. И с ним еще мальчик...

— Все сгорели, — донесся из темноты голос крестьянина. — Как дрова.

И он усмехнулся.

Сабин тронул коня и нагнал его.

— Когда это случилось? — спросил он напряженно.

— Когда? — мужик почесал затылок. — Да не припомню так точно... А, кажется, в ту ночь, когда преторианцы в Риме разделались с тем беглым рабом... или внуком Августа, кто их там разберет. Н-но! — причмокнул он губами и снова двинулся вперед.

Сабин остался на дороге один. Он слез с коня и опустился на землю. Мыслей в его голове не было, только пустота и туман. Он устал думать.