Дарья Плещеева - Слепой секундант

В свое время, более двадцати лет назад, государыня купила мызу Гатчина, чтобы подарить своему фавориту, Григорию Орлову. Когда Орлов скончался — выкупила это наследство у его братьев и подарила сыну. А сын взялся перестраивать Гатчину на свой лад — объявив ее своей резиденцией, превратил в военный лагерь. Она обросла рвами и бастионами, на бастионах встали пушки. Это было не совсем игрой великовозрастного наследника в солдатики — он словно к чему-то готовил себя. И многим господам, по праву рождения и чину имеющим основания являться ко двору, пришлось сделать выбор, с кем они — с матерью или с сыном.

Вокруг Павла собирались понемногу его сторонники, а что они замышляли, кто из иностранных монархов был на их стороне, да не получали ли они откуда-то крупных сумм помимо тех, что полагались на содержание «малого двора» от государыни, — было основательной головной болью начальника Тайной экспедиции Степана Ивановича Шешковского. Слухи и замыслы переплетались самым причудливым образом, вокруг Гатчины околачивались и дальновидные честолюбцы, и отъявленные авантюристы, так что городок уже почти соответствовал поговорке о ловле рыбки в мутной водице.

Конечно, ежемесячные тридцать рублей от доктора Граве не могли повлиять на европейскую политику, но мусью Аноним очень многих обложил данью — и речь, возможно, шла о тысячах, о десятках тысяч рублей. Осторожность Мельника имела все основания.

— Андрей Ильич, — позвал дядька, когда молчание питомца затянулось. — Что делать будем?

— Вот что, — чуть ли не пять минут спустя ответил Андрей. — Первое: в счет денег, полученных господином Мельником от господина Акиньшина, пусть господин Мельник поищет следов графа Венецкого. Ежели удастся — никаких претензий к господину Мельнику нет.

— Жаль… Этот господин бы нам очень пригодился, — Еремей вздохнул.

— Вы, сударь, молоды, — сказал Мельник, — и не представляете, куда суетесь. Я помогу отыскать графа Венецкого, но хочу предупредить… Я стар и всякое повидал… Поверьте мне, плохо кончает тот, кто пытается влезть между молотом и наковальней.

И тут встрял Фофаня:

— А помощь Божья на что?! — сердито спросил он.

— Ты бы уж молчал, мародер, — был ответ. — Вот тоже проповедник сыскался!

— Второе, — спокойным голосом продолжал Андрей. — Хотя опыт и знания господина Мельника нам были бы полезны, но принуждать его не станем. Когда господин Мельник найдет убежище князя Венецкого, а коли повезет, и крепостной девки Дуни, он оставит письмо на имя капитана Соломина на постоялом дворе Семена Моисеева. Еремей Павлович, объясни ему, где тот двор. Вот и все.

— Нет, не все, сударь, — возразил Мельник. — Сейчас я начерчу план местности у богадельни и опишу все тамошние ходы и выходы. Вы ведь постараетесь выследить Демьяна, когда он понесет в богадельню корзинку с данью?

— Постараемся.

Мельник сел за работу. Чертил он ловко, все на его картинках было понятно. Напоследок он добавил:

— Неподалеку от дома Коростелевых есть трактир. Трактиришко жалкий, но зовется громко — «Город Мадрит». Там служит парнишка, звать Кузьмой. У него шашни с Фроськой, горничной госпожи Коростелевой. Он мне уже помог выследить Демьяна — при помощи Фроськи. Обратитесь к нему, скажите — дядя Иван послал, что пасочницы режет, он поймет. И от души прошу, ежели связь федосеевцев с Гатчиной обозначится совсем явно, отступите! Не позор отступить, когда противник настолько силен.

— Мы примем это к сведению, — холодно сказал Андрей. — Прошу простить за доставленные неудобства.

— Чертова ищейка! — воскликнул Фофаня, когда Мельник ушел. — Чтоб ему на Масленицу блином подавиться!

— Ничего. И без него справимся. Афанасий!

Афанасий все это время сидел в углу и молчал. Услышав свое имя, он поднялся и медленно подошел к столу.

— Ты сам слышал — дело выходит опасное. Если тебе есть где укрыться — я тебя не держу. Если негде — живи тут, сколько получится, — сказал ему Андрей. — Будешь на хозяйстве. Никуда тебя посылать не станем.

— Да куда его, труса, посылать-то? — спросил Фофаня. — От страха на полпути помрет. Страх должен быть один — божий!

— То-то ты, молодцам в лавке попавшись, босиком по снегу улепетывал, — напомнил Андрей. — Это у тебя Божий страх был — или страх ядреного кулака?.. Афанасий, я тебя ни в чем не виню — ты уже заслужил право мирно жить по-стариковски. Считай, что твой покойный барин мне тебя поручил. Я тебя не брошу.