Дарья Плещеева - Аэроплан для победителя

Императору Францу-Иосифу было восемьдесят два года. Портрет ему льстил — старец глядел хмуро, но бодро, проницательно глядел, стройный стан выпрямлял на зависть молодым офицерам, и плешь с седыми усами была ему даже к лицу: истинный государственный деятель, мудрый правитель своей державы. Портрет был не торжественный, скорее уж деловитый портрет — в таком серо-голубом мундире не парады принимать, а вершить судьбы и негромко отдавать приказания подчиненным. Потому Максимилиан Ронге, когда полковник Редль взял его в Управление военной разведки, украсил свой небольшой кабинет именно этим портретом. И когда принимал в нем сотрудников, те оказывались под прицелом двух пар внимательных и строгих глаз. Это внушало особенную потребность в благоразумии и дисциплине.

— Итак?

— Докладываю, господин Ронге. Вот экстракт из донесений агентов Фиалки, Альбатроса, Марципана. Я объединил их в докладной записке. Изволите прочитать?

В этой краткой речи была должная смесь деловитости и почтительности. Ронге одобрил ее.

— Читайте сами, господин Зайдель, — велел он. — Глаза мои устали от множества бумаг… хоть немного отдохну от света… Да только читайте так, чтобы я не заснул в кресле.

Это было шуткой — знаком приязни начальника к подчиненному. Но Ронге не рассчитал дозы благоволения в голосе — Зайдель почувствовал себя неловко.

— Как вам будет угодно, господин Ронге, — сдержанно ответил он.

— Когда читаешь по бумаге — это получается нудно и монотонно.

Ронге не обиделся на то, что подчиненный не захотел понимать шутку. Он просто объяснил ее — хотя объяснять шутки довольно странно.

— Я постараюсь, господин Ронге.

— Да, постарайтесь…

Ронге откинулся на спинку кресла. Он знал, что Зайдель его побаивается, и считал — секретарь правильно делает. Ронге нарочно приучил себя глядеть со строгим прищуром и сжимать губы в прямую линию. Подчиненные должны верить в строгость начальника более, чем в своего ангела-хранителя. К тому же и служба такая — без страха нельзя. Если подчиненный господина Ронге утратит страх — то слишком многое станет известно нынешнему противнику, завтрашнему врагу на поле боя.

В том, что война с Россией неизбежна, Ронге не сомневался. И в том, что эта война станет сильнейшим средством сделать карьеру, — также. Ему тридцать восемь — всего тридцать восемь! А сколько уже сделано! А сколько впереди?! Кого попало в Управление военной разведки не возьмут — ему же было тридцать три, когда взяли. И теперь он — главная надежда не только австро-венгерской разведки, но и группы контрразведки «Эвиденцбюро»…

— О положении дел в проектировании российских аэропланов-разведчиков, — прочитал Зайдель крупными буквами выписанное название докладной записки. В кабинете горели только свечи на столе у Ронге, и он поднес папку с бумагами чуть ли не к самому носу.

— Первые три абзаца пропускайте. Наша преданность императору и без них вне сомнений. Сразу приступайте к делу.

Зайдель перевернул первый лист с традиционными словесными реверансами и кратким описанием политической обстановки.

— О положении дел в российском авиационном…

— Не надо. Дайте сведения о конкретных персонах, которых вы предлагаете разрабатывать.

— Извольте. Теодор-Фердинанд Калеп, сорок шесть лет, женат, проживает в Риге, — прочитал Зайдель. — Одаренный и деловитый инженер. Совладелец завода «Мотор» в Зассенхофе, на окраине Риги. Первый, кто стал изготавливать поршни моторов из алюминия. Насколько можно судить по донесениям, Калеп является конструктором первого в Российской империи авиационного мотора и авиационного ангара. Два года назад построил свой аэроплан, который успешно прошел испытания, причем полеты состоялись зимой, в январе. Надо полагать, это первые в мире зимние полеты. И, по мнению агента Альбатроса, сущий безумец.

— То есть как? — спросил Ронге.

— Чтобы построить свой аэроплан, истратил все сбережения и продал драгоценности жены. Придуманный им мотор заводится без труда, работает без перебоев.

— Лет ему сколько?

— Сорок шесть, а здоровья, по донесениям, слабого. Сейчас господин Калеп занят усовершенствованием своего мотора, что вызывает интерес у российского военного ведомства. При заводе собираются открыть летную школу.

— Ясно. Этот нам нужен. Дальше.

— Госпожа Зверева — дочь генерала Виссариона Лебедева, известного со времени военных действий на Балканах, — прочитал Зайдель. — Двадцать два года, вдова. Дама избалованная и отважная, не знавшая ни в чем отказа. Вот фотокарточки.