Артур Конан Дойл - Тайна серебряного зеркала

– Я заметил тебя тогда, – произнес он с застенчивым укором в голосе. – Я бы хотел поговорить с тобой, если ты сможешь уделить мне полчаса. Это мой коттедж. Я делю его с Харрингтоном из Королевского [15] Речь идет о Королевском колледже Оксфордского университета. . Заходи, выпьем чаю.

– Мне нужно возвращаться, – ответил Смит. – Зубрежка. Но я с радостью зайду на несколько минут. Я пришел только потому, что Хейсти – мой друг.

– Как и мой. Красивый у него стиль, правда? У Маллинса не было ни шанса. Но заходи же. Та еще берлога, но в летние месяцы здесь работать приятно.

Коттедж был маленьким квадратным белым домиком с зелеными дверями и ставнями, с решетчатым крыльцом в деревенском стиле; стоял он ярдах в пятидесяти от берега реки. Главная его комната была обставлена как некое подобие рабочего кабинета: еловый стол, некрашеные полки с книгами, несколько дешевых олеографий на стене. На спиртовке пел закипавший чайник, а на столе стояли приборы для чаепития.

– Присядь и угощайся сигаретами, – сказал Ли. – Давай я налью тебе чаю. Очень мило с твоей стороны зайти, ведь ты так занят. Я хотел сказать тебе, что на твоем месте я бы немедленно сменил апартаменты.

– Да?

Смит смотрел на него, сидя с горящей спичкой в одной руке и так и не зажженной сигаретой в другой.

– Да; это должно казаться очень необычным, и, что хуже всего, я не могу ничего объяснить из-за данного мной торжественного обещания – чрезвычайно торжественного. Но вот что я могу – так это сказать, что Беллингем не из тех людей, с кем безопасно обретаться по соседству. Я намереваюсь какое-то время пожить здесь – так долго, как это только будет возможно.

– Небезопасно! Что ты имеешь в виду?

– Ах, вот этого-то я говорить и не должен. Но правда, послушай моего совета и съезжай. У нас сегодня была серьезная ссора. Ты должен был слышать нас, ведь ты спускался по лестнице.

– Я видел, что вы повздорили.

– Он ужасный тип, Смит. Это единственное подходящее для него определение. У меня были сомнения на его счет с того самого вечера, когда он упал в обморок, – ну, ты помнишь, когда ты спустился к нему. Я прижал его сегодня, и он, сказав мне вещи, от которых у меня волосы встали дыбом, хотел, чтобы я помог ему. Я не пуританин, но, как ты знаешь, я – сын священника и считаю, что некоторые вещи немыслимы. Так что я благодарю Бога за то, что раскусил его до того, как стало бы слишком поздно из-за того, что он вошел в мою семью.

– Это все очень хорошо, Ли, – сказал Аберкромби Смит коротко, – но ты говоришь мне либо слишком много, либо слишком мало.

– Я предупреждаю тебя.

– Если для предупреждения есть веская причина, то никакое обещание не может тебя связывать. Если я вижу, что какой-нибудь негодяй собирается подорвать что-то динамитом, никакое обещание не помешает мне остановить его.

– А, но я не могу его остановить; могу лишь предупредить тебя.

– Не говоря, насчет чего.

– Насчет Беллингема.

– Но это ребячество. С чего мне боятся его или кого бы то ни было еще?

– Не могу сказать. Могу лишь умолять тебя сменить жилье. Там, где ты сейчас, опасно. Я не говорю, что Беллингем хочет навредить тебе. Я говорю, что это может случиться. Сейчас он опасный сосед.

– Возможно, я знаю больше, чем ты думаешь, – сказал Смит, проницательно взглянув в честное мальчишеское лицо молодого человека. – Допустим, я скажу тебе, что кто-то еще делит с Беллингемом его комнаты.

Монкхаус Ли вскочил с кресла в порыве неконтролируемого восторга.

– Значит, ты знаешь? – выдохнул он.

– Женщина.

Ли со стоном упал обратно в кресло.

– Мой рот на замке, – произнес он. – Я не должен говорить.

– Ну, как бы там ни было, – сказал Смит, вставая, – маловероятно, чтобы я позволил себя запугать и заставить съехать из комнат, которые меня весьма устраивают. Было бы несколько малодушно с моей стороны начать паковать все свое добро из-за того, что ты говоришь, будто Беллингем может каким-то необъяснимым образом мне навредить. Думаю, я рискну и останусь жить там, где живу; вижу, уже почти пять. Прошу меня простить.

Коротко попрощавшись с молодым студентом, он двинулся домой, наслаждаясь чудесным весенним вечером, которому, впрочем, несколько странные нотки придавало чувство веселой досады, какую только мог ощущать сильный человек с не слишком-то развитым воображением, услышав, что над ним нависла скрытая неопределенная угроза.

Какой бы напряженной ни была его работа, Аберкромби Смит всегда позволял себе одну небольшую поблажку. Два раза в неделю, по вторникам и пятницам, его неизменной привычкой было наведываться в Ферлингфорд, имение доктора Пламптри Питерсона, расположенное в полутора милях от Оксфорда. Питерсон был близким другом старшего брата Смита, Френсиса, а еще – весьма зажиточным холостяком с хорошим винным погребом и еще лучшей библиотекой, так что его дом представлял собой весьма привлекательное место назначения для человека, которому нужно размять ноги. Так что дважды в неделю студент-медик непринужденным шагом шел по темным проселкам и проводил приятный час в уютном кабинете Питерсона, обсуждая за бокалом выдержанного портвейна университетские слухи или последние новости медицины либо хирургии.