Душица Миланович - Пир князя Владимира

В прозрачной воде отражался крест с церкви на вершине холма. Он наклонился, набрал полные пригоршни воды и плеснул себе в лицо, два раза. Потом еще.

– Как укрепляет эта вода, как бодрит, сразу так легко становится! Пойду помогу мастерам.

Увидев, что деревянный крестик на шее намок, он вытер его полой рубашки. На нем блестела капелька смолы.

Она надела крестик ему на шею тогда, когда они сняли со стены картину, чтобы забрать ее с собой в село. Он удивился:

– К чему это? Я же некрещеный.

– От подарков не отказываются.

Он поднялся вверх до ветвистого раскидистого дуба, омоложенного наступившей весной. Листья распустились на нем даже там, где их обычно не бывает, проросли из коры, сухой и растрескавшейся. Каких только тайн в нем не гнездилось.

Он оказался в водовороте теней, которые охраняют события, где вечность не прерывается действительностью. Время теснилось вокруг него. Ветер извлекал шепот из листьев, и листья шумели словами и женским голосом.

Та, что была с покрытой головой и лицом, повернутым в сторону, стояла на коленях перед мальчиком, в руке она держала перстень. Золото тягуче блестело, его сияние перечеркивали и затемняли вплетенные в него женские волосы… Слова тянулись из ниоткуда и доносились до художника.

– Возьми, сын мой, сын двух отцов. Волчий Хвост твой отец по сердцу, а князь Владимир – по крови. Запомни это. Этот перстень от них обоих. Первого почитать будешь всю жизнь как родителя своего, но ты и твои потомки продолжите нести людям крест и дело княжье…

Сняла крестик и надела его мальчику на шею. Шум листьев приглушал тихоголосие, но не прервал его.

Художник протянул руку к видению, схватился за дубовую ветвь. Дуб затих, ветер улегся. Тени успокоились.

Но теперь он знал, куда его все ведет и что раскроется, проявится, когда он однажды сложит все части мозаики своего творчества.

Неподалеку, на придорожном камне, опустив крылья и словно обнимая ими камень, отдыхала белая птица.

Или охраняла его.

Он отер пот со лба, хотя день не был особо жарким, пригладил волосы ладонью и пошел, срезая дорогу, напрямую, к церкви, с прежним намерением помочь мастерам.

Она спешила ему навстречу, что-то сжимая в кулаке. Рядом с ней мельтешил, то отставая, то забегая вперед, пятнистый щенок, дворняжка. Они нашли его в первый же день, как приехали, во дворе церкви, тощего, голодного, ко всему безразличного, и не сравнить с веселым песиком, каким он стал теперь.

Она подошла к нему, взволнованная, щеки ее горели. Блузка сползла с левого плеча, но она не обращала внимания ни на это, ни на то, что щенок трепал ее штанину, приглашая поиграть.

– Нашла!

– Женщина-тайна, что ты нашла? Вечно что-то скрываешь. Что там у тебя?

– Подтверждение.

И медленно, один за другим разжала пальцы кулака, наслаждаясь каждым движением.

У нее на ладони светлела монета, только что найденная в стене церкви, которую восстанавливали мастера. Чистая, новая монета серебрилась у нее в пальцах. Даже буквы были отчетливо видны.

– Володимир!..

Щенок, приняв это восклицание за предложение, поставил лапы на ее колени.

Закончив строительные работы над зданием церкви, мастера занялись домом Магды.

Художник осмотрел церковь. Изучая нуждавшиеся в реставрации фрески, он остановился перед ликом Пресвятой Богородицы, который притянул его к себе, вернув к жизни давно подавленную тоску и пустоту, в которых он рос. Подчинившись потребности взрослого человека иногда быть ребенком, он прикоснулся к руке Богоматери и почувствовал, что наполняется теплом.

Начал работать, и фрески вскоре превзошли те первоначальный блеск и великолепие, которыми обладали, когда церковь была только построена.

Дукатин привел откуда-то священника, чтобы вернуть к жизни службу.

И село начало возрождаться. Стали возвращаться беженцы. Всякий, кто приезжал, прежде всего с изумлением и восхищение обращал взор на посвященный Богородице храм, которого раньше не замечал.

Сельчане, приходя друг другу на помощь, строили дома – деревянные, каменные, кирпичные.

Неподалеку от церкви заложили здание школы, и чтобы поднять его поскорее, люди ради работы на стройке нередко отказывались от собственных дел.

Художник доверил вырученные продажей картин деньги Дукатину, который, сбросив с плеч бремя годов, с молодым задором, легко и радостно взялся руководить обновлением села.

В день, когда она запрятала между двух камней старого Магдиного дома прядь волос, пришедшую из снов и бережно хранимую, в первый раз зазвучала ее песня, разливаясь над селом и над озером. Люди улыбались и понимающе кивали. Пела она на каком-то ей самой неизвестном языке, но песня была спокойной, ровной и теплой, и в ней они слышали обещание.