Душица Миланович - Пир князя Владимира

Она сохранит его до тех пор, пока он не будет готов его принять.

Состарился Дукатин. Не согнулся, но как-то стал меньше, годы выпили из него все соки, высушили. Волосы остались такими же, как в молодости, непослушными, так же падали ему на глаза. Он не женился. Должен был жениться, но… сделал нечто совершенно немыслимое, о чем потом еще долго говорили – накануне свадьбы сбежал. В лес. Его искали, ждали до утра, потом, обескураженные, разошлись. Вернулся он на следующий вечер.

Несостоявшаяся невеста долго на людях не показывалась – со стыда. Ее оскорбленные родственники не хотели о нем даже слышать, а он и не пытался загладить вину. Молчаливо сносил брань и упреки своих родных, потом и они затихли.

Не жалел он, что испортил их планы.

В тот день он отправился вслед за Марикой.

Надеялся, что со временем она его простит, если сможет. Заботился о матери ее, Магде, до самого конца, так же как и о своих родителях.

О той ночи не рассказывал никому.

Где теперь Марика, он знал. Знал и то, что искать ее он не должен. Если бы она захотела, сама бы к нему пришла. Магда наверняка сообщила ей, что он не женился. У нее ребенок, это он слышал, знал, что она вышла замуж.

С той поры стал он много трудиться, больше не бездельничал, обрабатывал землю, а земля бездонна, всякий труд проглотит и требует еще и еще. К дереву его тянуло по-прежнему. В хорошую погоду брал какую-нибудь деревяшку из множества ждавших его рук, садился перед домом, погружался в работу. Весь его чердак был заставлен скульптурами, резными предметами, мебелью ручной работы… Он редко оставался доволен сделанным, но целые серии похожих друг на друга вещей свидетельствовали о том, что он приближается к тому, что ему хотелось.

Не раз пытался повторить он ту змееподобную фигурку, которая словно сама приняла свои формы в его руках в соответствии с тенью на земле, на потом оставил это намерение.

Село их начало вымирать. Словно по какому-то неведомому плану, стало оно крошиться по краям, брошенные дома быстро разрушались, новых никто не строил. Дукатина это особо не беспокоило. Он привык к одиночеству.

Может, и не стали бы люди уезжать отсюда, да только раздоры, ссоры и ненависть продолжались слишком долго. Подлости, кражи, супружеские измены…

Грызлись из-за всего. Из-за границ участков, из-за места на кладбище, из-за протекающей крыши, из-за ссор между детьми… Из-за займов, наймов, мужья из-за женских сплетен, жены из-за мужей…

Дукатин держался в стороне, но односельчане все никак не хотели понять, что он давно уже сам по себе, и пытались втянуть его в какие-то дрязги. Он в таких случаях садился и принимался обстругивать деревяшку, молча, пока его не оставят в покое.

Как-то в субботу кусок дерева, с которым он занимался, стал сопротивляться, словно живой. Как тогда.

Он лихорадочно работал, полностью отдавшись делу, шептал что-то одеревеневшими губами… произносил слова молитвы. Он и не помнил, когда в последний раз молился, должно быть, в детстве… Хорошо еще, что не забыл «Отче наш».

– Что это, откуда?

Он попытается снова сделать змея, такого же как тогда, много лет назад, когда он сам родился в его руках!

Но дерево задумало что-то свое. Сколько бы он ни старался вырезать крылья, деревяшка все равно стремилась принять облик всадника на коне. Скачущий конь и летящий на нем всадник! Одной рукой управляет конем, в другой – крест держит.

Вскоре все было готово.

Поставил фигуру на землю, она закачалась, он придержал ее рукой. Заметил, что рука с крестом направлена в сторону церкви. Той самой, маленькой, заброшенной и запущенной, на которую смотрели окна его дома.

Недалеко от заросшей кустами церкви играли дети. Заметив его, начали собирать камни и звать на помощь. И вдруг с криками: «Змеюшник! Целься в змеюшник!» – принялись швырять камни в сторону церкви. Разбилось одно из немногих уцелевших стекол, дети разбежались. Дукатин собрал инструменты, взял только что сделанную фигурку и полез на чердакубрать все это.

Весь остаток дня у него из мыслей не выходили эта фигурка и дети перед церковью.

О церкви он не вспоминал давно, не замечал ее, из года в год проходя мимо, не видел. Ночь он провел в полусне среди стен, на которых играли тени. Когда занялась заря, он, прежде чем встать, сунул руку под старую подушку с обтрепанными краями.

И нашел. Ту самую прядь ее волос, которая бесследно исчезла много лет назад.

Теперь он знал, что делать.