Уилбур Смит - Голубой горизонт

Баккат взял след козлов сразу под вершиной и быстро двинулся по нему по каменистой поверхности, Джим – за ним. На противоположном склоне хребта они увидели стадо – животные улеглись за большими камнями, которые защищали их от холодного ветра. Баккат подвел Джима совсем близко, и тот полз, как леопард, держа мушкет на сгибе локтя. Подобравшись на семьдесят шагов, Джим понял, что дальше идти нельзя: встревожишь стадо. Он выбрал жирную серовато-коричневую самку, которая лежала, отвернувшись от него. Джим знал, что на расстоянии в сто шагов пуля из мушкета отклоняется вправо на три дюйма, поэтому для устойчивости уперся локтем в колено и ввел поправку на цель. Пуля ударила в основание черепа, раздался такой звук, словно спелая дыня упала на каменный пол и раскололась. Самка не двинулась, только уронила голову на землю. Стадо бросилось прочь, размахивая белыми хвостами и издавая тревожные крики.

Самку освежевали и выпотрошили, пожирая за работой свежую печень. Она оказалась средней величины, молодая и упитанная. Шкуру, голову и внутренности оставили, а мясо, сгибаясь под его тяжестью, отнесли к лошадям.

Добычу навьючили на спину Холодка, Баккат набил свой мешок для пищи кусками свежего мяса, и они расстались. Вооруженный подзорной трубой Джима, Баккат отправился наблюдать за Кайзером и его людьми. Джим хотел точно знать, что, лишившись лошадей, они отказались от преследования и начали долгий трудный путь по горам к далекой колонии. Джим не собирался сразу верить, что полковник сделает то, чего от него ожидают: он научился уважать упорство Кайзера и силу его ненависти.

Джим добрался до лагеря за полдень, но Луиза все еще спала. Ее разбудил запах жареного мяса. Джим умудрился сварить слабый кофе из уже вареных зерен, и Луиза с удовольствием выпила его.

К концу дня, когда солнце садилось за далекие вершины, окрашивая их багрянцем, в лагерь вернулся Баккат.

– Я застал их в пяти милях от места нашего ночного нападения, – рассказал он Джиму. – Они отказались от погони. Бросили все имущество и припасы, которые не могли унести с собой, и даже не стали тратить время на то, чтобы сжечь их. Я принес все, что может пригодиться.

Пока Зама помогал ему разгрузить добычу, Джим спросил:

– Куда они пошли?

– Как ты и надеялся, Ксиа ведет их назад на запад, прямо к колонии. Но движутся они медленно. Большинство белых людей страдают. Их сапоги предназначены для езды верхом, а не для ходьбы. Толстый полковник уже хромает и опирается на палку. Похоже, долго так идти он не сможет: ведь до колонии не меньше десяти дней пути. – Баккат взглянул на Джима. – Ты говорил, что не хочешь его убивать. Но горы могут сделать это за тебя.

Джим покачал головой.

– Стефанус Кайзер не дурак. Он пошлет Ксиа вперед, чтобы тот привел из Кейпа свежих лошадей. Возможно, он потеряет часть брюха, но не умрет, – заявил Джим с уверенностью, которой не чувствовал. И про себя добавил: «Во всяком случае, я на это надеюсь». Он не хотел, чтобы его семью винили в смерти Кайзера.

Впервые за многие недели можно было не торопиться, уходя от преследователей. В одной из седельных сумок, брошенных Кайзером, Баккат нашел небольшой мешок муки и бутылку вина. Луиза испекла на углях плоские лепешки из пресного теста, приготовила кебаб из мяса и печени болотного козла, и они запили все это старым кларетом Кайзера. Для людей племени сан алкоголь – яд, и Баккат, пьяно хихикая, едва не свалился в костер, когда попытался встать. Меховые кароссы за день просохли после шедшего накануне дождя, путники заранее набрали ароматных кедровых дров и впервые за много дней всю ночь спали спокойно.

На следующее утро, сытые, отдохнувшие, они двинулись верхом к месту встречи у холма Голова Бабуина. Только Баккат еще страдал от последствий выпитых накануне трех глотков вина.

– Я отравлен, – жаловался он. – Я умру.

– Не умрешь, – заверил его Джим. – Предки не примут такого мошенника.

Три дня полковник Стефанус Кайзер тяжело хромал, опираясь на палку, вырезанную для него капитаном Котсом; с другой стороны полковника поддерживал Гоффель, один из солдат-готтентотов. Дорога казалась бесконечной; крутые спуски следовали за предательскими участками подъемов, где камни уходили из-под ног. За час до полудня третьего дня Кайзер понял, что дальше идти не может. Он со стоном опустился на камень у тропы, по которой они двигались.

– Гоффель, бестолочь, сними с меня сапоги! – закричал он, вытягивая ногу.