Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

На ночь Куонеб стелил себе одеяло на полу рядом, а днём ухаживал за раненым и, главное, всеми хитростями заставлял его есть как можно больше.

Гарнизонная служба теперь не занимала много времени, и Куонеб уходил в леса стрелять рябчиков. Скукум оказывал ему самую деятельную помощь, выслеживая птиц и облаивая их под деревом, пока индеец тихонько подкрадывался с луком и деревянными стрелами и набивал доверху охотничью сумку. Так что раненому было чем поддерживать силы.

Впрочем, Рольф выздоравливал быстро и спустя неделю уже хорошо ел, хорошо спал и крепнул не по дням, а по часам.

Принимал он участие и в разговорах соседей по палате, выслушивая воспоминания об отцовских домах среди гор Вермонта, о родных очагах у далёких озёр и речек, о белокурых детишках, ждущих возвращения с войны отца или брата. К мужьям приезжали жёны, к сыновьям — матери и увозили их, чтобы выхаживать дома. А мысли Рольфа всё чаще и чаще обращались к бедной ферме на берегу озера Джордж.

Через две недели он уже начал вставать с постели, а через три — тихонько ковылял по городу в солнечную погоду.

Ходил он и поглядеть на пленных, которых держали под сильным караулом, чтобы использовать их как заложников или для обмена.

Когда Рольф пришёл во второй раз, его окликнул по-французски знакомый голос:

— Никак Рольф! Comment са va? [18] Как дела? (фр.)

И, не зная, радоваться или горестно сочувствовать, он поздоровался с Франсуа Лаколем.

— Ты же поможешь мне удрать, а, Рольф? — прошептал коротышка француз и подмигнул. — Меня на Ришелье ждут семеро малюток. У них даже муки нет, и они думают, что их отец пал на поле боя.

— Франсуа, я постараюсь, — ответил Рольф прерывающимся голосом, представив себе этих полусирот.

Вспомнил он и мушкетную пулю, просвистевшую в стороне от него.

Он посоветовался с Макгассином, рассказал ему о том, что произошло у лесопильни. Вермонтец пошёл к генералу Макомбу и поведал ему такую трогательную историю, сопроводив её такой настоятельной просьбой, что шесть часов спустя Франсуа Лаколь, дав честное слово не брать в руки оружия до конца войны, уже шёл по тракту в Канаду, снабжённый пропуском с подписью Макомба.

Рольф узнал среди пленных и ещё одного, самого пожилого, с лиловато-сизым лицом и обвислыми щеками, с седыми усами и бородой. Но Майк Киттеринг не узнал Рольфа. В начале войны он бежал из тюрьмы и поступил во вражескую армию. Рольф ужаснулся, увидев, в какую развалину превратился его дядя. Помочь ему он не мог: ведь тогда выяснилось бы, что он беглый арестант и предатель. А потому он просто сказал сочувственно, что такого старика следовало бы устроить поудобнее, и снабдил его большим запасом табака. В душе он простил дядю, но решил, что им лучше не встречаться. Больше они никогда не виделись.

После решающего сражения почти всех ополченцев распустили по домам. Остались лишь некоторые разведчики да гарнизон. Каждый день кто-нибудь весело прощался с остающимися — люди, у которых был дом, возвращались домой. И однажды Рольф приковылял в штаб.

— Генерал, могу я получить отпуск, чтобы съездить… — Он запнулся. — Чтобы съездить домой?

— А я и не знал, что у вас есть дом, Киттеринг. Конечно, я дам вам месячный отпуск и распоряжусь, чтобы вы получили всё причитающееся вам жалованье.

…На озере Шамплейн господствуют два ветра: полгода дует северный ветер, изредка меняясь, и полгода — южный.

На следующее же утро по озеру, подгоняемое северным ветром, понеслось каноэ из берёзовой коры — Рольф полулежал в середине, Куонеб сидел на корме, Скукум — на носу.

Два дня спустя они были в Тайкондероге, нашли помощника, чтобы волоком перебраться на озеро Джордж, и вечером на третий день Куонеб, обвязав шею Скукума верёвкой, причалил к пристани Хендрика Ван Трампера.

Они открыли дверь кухни. В очаге весело пылали поленья, бурлила, распространяя аппетитный запах, похлёбка в кастрюле. Семья садилась ужинать.

«А я и не знал, что у вас есть дом…» — сказал генерал. Посмотрел бы он сейчас, какой приём был оказан вернувшемуся с войны хромающему разведчику! Да, у Рольфа был дом! И, опьянённый этой уверенностью, он перецеловал их всех, даже Аннету, чьи щёки алели, а глаза сияли. Впрочем, ему пришлось за это поплатиться: несколько дней потом она застенчиво и высокомерно его избегала.

Старый Хендрик просто захлёбывался от радости:

— Ах, я хочу смеяйться! Это хорошо! Где этот чёртов пёс? Нет, снимайт верёвка! Нынче праздник, и он получайт свою курица!