Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

Да, что-то такое старик говорил, но сейчас в этих словах чудилась насмешка.

Закат медленно догорал, поднялся ночной ветер. С наступлением темноты время словно остановилось. Никогда ещё Рольф не попадал в столь отчаянное положение. Беспомощный, искалеченный, замёрзший, он мог только лежать и ждать смерти. Сознание его померкло. Когда он вновь открыл глаза, в небе сияли звёзды. Он совсем окоченел, но в голове у него прояснилось. «Это же война! — подумал он. — Но мы ведь её не искали… Я пошёл защищать мою страну и был готов отдать за неё жизнь. Только почему вот так?..» И вновь его окутало благодетельное забытьё.

Но искра жизни не желала гаснуть. Слишком много было в нём упорства и жизнелюбия. В самый тёмный и холодный час ночи, когда фитилёк человеческого существования еле теплится, Рольф пришёл в себя от сладкой музыки собачьего лая. Лай приближался, раздался совсем рядом, и Скукум, своевольный, непослушный, верный Скукум запрыгал вокруг, тявкая на равнодушные звёзды. Из леса донёсся человеческий голос, второй, третий… А Скукум тявкал и лаял как безумный.

У конца ложбины зашуршали кусты, из них появился человек, встал на колени рядом с раненым, прижал руку к его лбу, потом к сердцу. Рольф открыл глаза, человек наклонился ниже и сказал негромко:

— Нибовака! Это я, Куонеб.

В этот вечер, когда в Платсберг вернулись торжествующие победу стрелки, город охватило всеобщее ликование. Повсюду слышались рассказы о захватывающих событиях этого дня. Не забыты были и бои с отступающим арьергардом, и засада у гребня холма, и внезапное появление американского разведчика, который успел предупредить их в самую последнюю минуту, и грянувшие выстрелы, и его исчезновение, — всё время всплывали новые и новые подробности.

Затем весёлый Сеймур и молчаливый Фиск рассказали, как шли по следам разбитого неприятеля. Тут со всех сторон послышался один и тот же вопрос: а где Киттеринг?

Посыпались догадки и предположения, и кто-то показал нож, который подобрал у холма, где была устроена засада. На рукоятке все увидели инициалы «Р. К.».

Тогда поднялся темнолицый разведчик, посмотрел на нож и быстро вышел из казармы. Через три минуты он уже говорил с генералом Макомбом.

— Это мой сын, Нибовака. Это Рольф. Так сказало мне сердце. Я должен идти. Я слышу, как он зовёт меня. Разрешите, я пойду, генерал. Я должен идти.

Не так просто понять душу человека, который всегда молчит, но генерал ответил сразу:

— Конечно, иди, но как ты отыщешь его ночью?

— Ак! Я его найду, — ответил индеец и кивнул на золотисто-рыжего пёсика с острыми ушами, который незаметно пробрался следом за ним в генеральский кабинет.

— Желаю успеха. Это же один из лучших наших разведчиков! — сказал генерал и добавил, когда индеец был уже в дверях: — Возьми с собой двоих на подмогу. И вот эту фляжку.

Вот почему свет зари осветил Рольфа, лежащего на носилках, которые несли Куонеб и двое его помощников. Впереди бежал Скукум, поглядывая по сторонам. Уж теперь опасность угодить в засаду им не угрожала!

На соседних фермах нетрудно было бы найти какую-нибудь повозку, но дорога была вся в ухабах, и, сменяя друг друга, трое донесли раненого до озера, где оставили быстроходное каноэ. Через два часа Рольф был уже в платсбергском госпитале. На ногу сразу наложили лубки, раны промыли и перевязали. Его вымыли, согрели, накормили, и к полудню он уже чувствовал себя много лучше.

В палату зашёл генерал, сел возле Рольфа и некоторое время разговаривал с ним. От его похвал юноша даже забыл про боль. Заглянул к ним и Макдона, ободряя тяжелораненых, и многие в его присутствии почувствовали, что смерть отступает от их постелей.

Лишь много позже Рольф понял, что именно это называется «вдохнуть в человека волю к жизни».

Все в городе были убеждены, что война окончена, что одержана решительная победа.

Три недели в постели — огромный срок для любого юноши, а тем более для привыкшего к жизни в лесах. Впрочем, на отсутствие развлечений в палате пожаловаться было нельзя. Почтенные дамы приходили читать им и беседовали с ними. Приходили известия с театра военных действий. На море одерживались новые победы. Его навещали друзья — шутник Сеймур, молчальник Фиск и Макгассин, чья речь была полна суховатого юмора. Эти часы пролетали незаметно.

Посетители приходили и уходили, но двое почти неотлучно дежурили у постели Рольфа — высокий, стройный индеец и его четвероногая, остроухая, золотистая тень, задиристая дворняжка, огрызавшаяся на всех чужих и бдительно оборонявшая отвоёванную у всего мира территорию, простирающуюся под краями госпитальной кровати и ограниченную её четырьмя ножками.