Ярослав Стельмах - Митьказавр из Юрковки

— Были вещи, — пробормотал я, чувствуя, как рубашка липнет к спине. — Сандалии. Тут же, возле шалаша, лежали.

— Сандалии? Почему же ты молчал?

— А что мне было — кричать на весь лес? Тоже мне находка!

— И куда ты их дел?

— В костёр бросил. В первый же день. Они ещё так дымили хорошо… от комаров.

— Ай-я-яй! — чуть не застонал мой друг. — Сжёг вещественное доказательство! Вот, может, и всё, что от человека осталось. Хотя бы память родным была.

— Очень бы они радовались той памятью.

— Чёрствый ты человек! Эгоист! А если бы тебя съели, то твоя мама и сандалии была бы рада!

— Да ну тебя, Митя! Что ты говоришь такое?

— А что, — разгорался ещё больше Митька. — Рада была бы!

— Да постой!.. Что-то ты сильно, это, перегнул.

— Почему перегнул? Приехал какой-то учёный, профессор, а то и академик. А может, просто энтузиаст — любитель природы. Тоже узнал, что в озере кто-то живёт, и решил наблюдать, как и мы. Построил шалаш, сел отдохнуть, полюбоваться природой, сбросил одну сандалию, а тут оно его — хвать! И готово.

— Да, видишь, как оно обернулось, — задумчиво подал голос я. — Хотя нет, Митя, нет. Если бы здесь человек пропал, то и искали бы его все, и милиции понаехало бы. А нас и на пушечный выстрел сюда не подпустили бы.

— Конечно, — обрадовался Митя. — Но этого просто не может быть. Давай я тебя сменю.

Я охотно вылез из ямы и подал лопату другу.

Работу закончили только к вечеру, потому что Митя настоял, чтобы выбранную землю отнести прочь, «иначе оно догадается, что, раз есть куча земли, должна быть и яма».

— Ха, ну и ну, — устало покачал я головой, дуя на стёртые ладони.

— Ямка — будь здоров! Хоть на слона охоться. Вот ещё колы надо вбить.

— Да ты что — колы! Оно погибнет, а нам нужно живое.

— Правда, а я и не подумал. Но оно и так может забиться, когда упадёт, или ножку свихнёт. Мы на дно подушку положим. Всё ж мягче.

— А что же, — сказал я. — Можно и подушку.

— Возьми в шалаше. Заодно и курицу давай.

Мы вытащили птицу из мешка и привязали верёвкой к дереву. Однако курица, уставшая от утренних переживаний или догадавшись, что служит приманкой, кудахтать не хотела.

— Ты видел такое? — раздражался Митька. — Она уже онемела, как к делу подошло. Ну, квохчи же, ну, ну, так вот: кво-кво-кво-кво-кво.

— Ай, Митя, — заметил я. — У тебя, как у лягушки, получается.

— Так попробуй ты!

— Ко-ко-ко-ко-ко, — очень исправно начал я, но курица обошла вокруг дерева и спряталась за стволом.

— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Митька. — Да она никого не слушает. Дай-ка я в неё хоть комом брошу.

— Перестань. У неё и так психическая травма. Пусть успокоится, а потом, может, и заквокочет. Однако не мешало бы и поужинать.

— Конечно, — согласился товарищ. — Что нам бог послал, точнее, бабушка подкинула?

Бабушка подкинула! Иначе и не скажешь. Мы, мечтали готовить вкусную питательную уху, есть жареную рыбу, выловленную собственными руками, а теперь вынуждены запихиваться пирогами с фасолью. Какая уха! Какая рыба! События последнего времени стали развиваться с такой скоростью, что даже удочки забросили — и не было свободной минуты.

— А кто обещал уху в котелке над пламенем? — всё же спросил я Митьку.

Тот недовольно зашуршал соломой:

— Эва! Ухи! Ты же видишь, что делается. То в село, то из села, то в библиотеку, то на озеро. То курицу воруй, то яму рой. Никогда и вверх глянуть. Пусть уже немного прояснится с этим вот, — кивнул на озеро, — будет тебе и уха, будет и свисток.

Между тем стемнело. Мы намазались одеколоном «Гвоздика» и легли в шалаше, высунув головы наружу.

— Скорее бы мы его увидели, — сказал Митя, — а то привязаны к этому куреню, как и курица к дереву. Кстати, она так и не думает квокотать.

— Пусть себе.

— Скорее бы оно уже вылезало. Постой-ка, — понизил Митька голос. — Смотри...

Я присмотрелся.

Лесом что-то направлялось в нашу ловушку.

— Будто не ползёт, — сказал Митя. — Кажется, даже идёт.

— Но это же человек! — воскликнул я, но было уже поздно: мужчина, с криком провалился вниз.

— Вот беда! — крикнул я, выскакивая из шалаша. — Кто это? Что с вами? Вы цели?

— Да, кажется, — ответил сердитый голос деда Трофима, и над краем ямы появилась его голова. — Вот чёрт, — сказал дед, выйдя наверх. — Чуть шею не свернул. И кто такое ямище вырыл?

— А это дедушка... — начал было я, но увидел, как Митя показывает мне кулак, и понял, что деду действительно ни к чему знать правду.

— Это, дедушка, — пробормотал Митя, — мы и сами не знаем кто. Не было, не было, а то вдруг появилась. И зачем это кто-то вырыл, понятия не имеем! Ещё такую здоровенную. Ты не знаешь, Серёжа?