Андрей Федоренко - Щербатый талер

— Вот наука — и мне, и всем. Какая это сила — родной язык, как она может отблагодарить за верность, за любовь, за веру в нее. Какой интересный случай! Это же очень может быть, что язык может золотом заплатить за любовь к себе, в самом прямом смысле!

— Вы сказали «может быть», — заметила Оксана.

— Да, друзья мои, — чтобы потом не было разочарования, давайте подготовимся и к такому варианту: что клада может не оказаться. Но это только как вариант! — воскликнул учитель, увидев, как заволновались ребята. — Однако давайте разберем и его, тем более сама логика подсказывает… Перенесемся в тот далекий год, в ноябрь месяц. Окруженные в районе Борисова, Крупок и Толочина французы неожиданно наносят русским контрудар и прорываются, хотя из тридцати тысяч их остается всего тысяч десять. «Наш» офицер был ранен и скорее всего сознательно отстал от своих, чтобы сдаться в плен, но заблудился. А тут снег, слякоть, болит-истощает рана… Понимаете мою мысль?

— Понимаем, — сказал Чэсь. — Раненый человек по снегу не смог бы долго нести тяжелое золото.

— Совершенно верно!

— А если он был не один, а с небольшим отрядом? — возразила Оксана.

— Маловероятно. Делиться с кем-то не входило в его планы.

— Теперь я уже не понимаю, — пожал плечами Михаль. — А как он нес это золото? И что — его товарищи ничего не видели, не знали?

— Не видели и не знали, так как скорее всего ценностей при нем, когда его ранило, просто не было, — ответил учитель. — Они были скрыты ранее, в другом месте, а при офицере была только карта с означением того места. Так делали многие французы при отступлении — прятали в самых разных местах награбленные ценности и обозначали их на картах, надеясь скоро вернуться сюда снова. Даже в Борисове, со всех сторон окруженный, Наполеон и мысли не допускал, что война им проиграна, и солдаты, конечно, верили своему гениальному командующему…

Так вот, заблудившись, офицер почувствовал, что слабеет от раны, замерзает; он испугался и, пока при памяти, решил скрыть и карту с пометкой сокровищ. Он вспомнил, как местные люди называют узкий мост через реку… а дальнейшее вы знаете.

— Тогда мы найдем карту, а по ней — клад, — сказала Оксана. — Так даже интереснее.

— Если та карта не рассыпалась давно в пыль, — вставил Дмитрок.

— Вряд ли. Наш француз был человек умный, хитрый и жадный, поэтому, я уверен, уберег карту как следует, чтобы она надолго сохранилась, — сказал Борис Григорьевич. — Делается это просто: карта покрывается горячим воском и помещается в какой-то сосуд — вазу, кувшин, крынку, отверстия которых также замазываются воском или смолой. При такой консервации бумаге ничего не угрожает. Я думаю, француз носил с собой карту именно в таком виде — подготовленную для схрона.

— Но ведь вы говорили, это только версия, — напомнил Михаль. — Может, француз закопал в наших местах не карту, а ценности.

— Конечно, конечно, — сразу согласился учитель, — и такое может быть. Однако давайте же посмотрим, что у нас получается.

Он, на удивление всех, достал из нагрудного кармана пиджака ручку и присел на корточки. Приложил талеры и картонный кружок к копии бересты, «потасовав» их, как домино, пока щербины на монетах плотно не зашли друг на друга.

— Есть! — воскликнул учитель.

Он обвел внутренние контуры талеров. Получилось извилистая линия, которая пролегла от крестика вверх и немного вправо. Там, где она кончалась, Борис Григорьевич поставил точку и подчеркнул ее дважды.

— Вот где-то здесь и надо искать. К сожалению, масштаб очень мал, но кое-что угадать можно даже сейчас. Думаю, длина этой линии от крестика до точки не более полутора-двух километров. Ну как, ребята, вы местные: куда приблизительно она может вывести?

— На поле, к дубам, — сказал Дмитрок.

— Нет, на поле я был, — ответил Михаль. — Она забирает вправо — значит, искать надо в лесу.

— Только не в лесу! — решительно заявил Чэсь. — Раз масштаб маленький, то она, эта линия, может длиться и вдоль Березины.

Учитель засмеялся:

— Понятно — каждый называет не то место, которое сам обследовал!

— Так что гадать, — сказала Оксана. — Теперь, когда мы все-все знаем, остается только обыскать то окрестности в радиусе двух километров.

Ребята и Катя поддержали Оксану. А Борис Григорьевич молча почему-то задрал голову и посмотрел на небо. Оно было чистое, бесцветное, без единой хмуринки. Вместе с тем даже сейчас, с утра, в воздухе ощущалась духота. Парило. С надречной стороны Поплав доносились запахи трав и цветов, которые сегодня, казалось, пахли сильнее, как-то более густо. Звонко трещали, вплоть заливались кузнечики, а птицы, наоборот, щебетали приглушенно, словно нехотя.