Джон Томпсон: Трудный ребенок

Джуниору слишком просто было бы по шесть раз на день мыть полы только в одной комнате, с течением времени ареал его уборок сильно расширился. Но сегодня он попался первый раз, и естественным было направление, которое избрала сестра Кетрин.

По пути она вооружилась ведром и шваброй. Символика предстоящего наказания, однако, только обрадовала Джуниора. Теперь сестра Кетрин, не доверявшая столь опасных предметов находящемуся в непосредственной близости озорнику, вынуждена была отпустить ухо своего воспитанника. Джуниор еще поорал, чтобы доставить себе и окружающим радость от своего звонкого голоса и замолк.

В мрачном молчании оба переступили порог комнаты Лучшего воспитанника. Мягкая мебель, телевизор и папки чистой бумаги на столе, ящик с игрушками должны были по замыслу мистера Дибати внушить его воспитанникам почтительное отношение к Лучшему, заставить их стремиться занять быстро освобождающуюся комнату. Лучших усыновляли быстрее, чем остальных.

Джуниор, знавший все секреты комнаты лучше ее сменяющихся обитателей, без всякого интереса застыл в самом центре довольно светлого и опрятного помещения. Сестра Кетрин сложила весь свой реквизит уборщицы у его ног и поспешно отступила к двери.

— Ну, ладно, давай, приступай к уборке. Ты знаешь, как это все делать. Давай, начинай драить!

Джуниор неспешно нагнулся, взял швабру. Половицы у входа скрипнули — сестра Кетрин восстановила безопасную дистанцию. В этот момент раздался занудливо плаксивый голос Лучшего — воспитанника Оливера Триста:

— Я уже собрался, я готов.

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать, — опасливо скосившись на вроде бы не выказывавшего дурных намерений Джуниора, сестра Кетрин любовно прижала к своей необъятной груди хилого очкарика, дотошного буквогрыза, подхалима и доносчика Оливера Триста. Оторвав его от пола, она запечатлела трепетный поцелуй на его сморщенном лобике. Когда сестра Кетрин опустила малыша на пол, по странному стечению обстоятельств лучший воспитанник приюта и его довольно емкий чемодан оказались между монахиней и вооруженным достаточно длинной шваброй Джуниором. Оливер как будто пытался тощей спиной и пузатым баулом защитить сестру-воспитательницу от возможных провокаций со стороны Худшего приемыша. Из-за этого, пусть шаткого, но все же укрытия, монахиня заворковала, обращаясь к столь услужливо прикрывшему ее Лучшему:

— О, мой любимый мальчик! Я так буду по тебе скучать.

— Скучать по нему? Интересно, куда это он отправляется, — Джуниор не сдержался. Обычно даже Лучшему доводилось ждать усыновления не меньше месяца. Оливер же побыл в почетной роли только две недели.

Сестра Кетрин ухмыльнулась. Похоже, удар достиг цели. Да тут еще Оливер с гордостью напыжился и выдал:

— Да ты что, не слышал что ли? Меня усыновили. У меня теперь будут новая мама и новый папа. Они такие красивые… Правда, мэм?

Монахиня утвердительно кивнула. Стараясь вложить в голос весь столь богато отпущенный ей природой запас сарказма, она пробасила Джуниору:

— Да, хорошие мальчики получают хороший дом, — казалось, что добавить уничтожающих интонаций в этот раскат долго сдерживаемого негодования уже невозможно, но сестра Кетрин опровергла все законы акустики. Она все тянула, тянула вверх: — А дрянные мальчишки получают кое-что еще.

Довольная произведенным впечатлением, сестра-воспитательница испепелила грозным взглядом Джуниора, но, опасаясь переиграть, понемногу стала пятиться к двери, увлекая за собой и своего любименького Оливера. Потом вдруг молниеносным движением выпорхнула за дверь и с грохотом пушечного выстрела захлопнула ее за собой.

Джуниор проследил за всеми действиями этой пантомимы, потом обмакнул швабру в ведро и лениво оставил два мокрых следа на полустертой краске половиц. Не работалось. Отбросив швабру, он подошел к подоконнику и выглянул во двор. На крыльце приюта мистер Дибати дирижировал руками плавной мелодии своего прощального слова, обращенного к вылетающему в большой мир Оливеру Тристу. Приемные папа и мама у того и впрямь были ничего. Разве что у мамы бюст немного подкачал, зато бедра были очень даже крупными. И «бьюик» ихний за воротами блестел свежей краской недавно сошедшей с конвейера машины. В такие моменты Джуниор всегда чувствовал желание стать Лучшим воспитанником приюта. Но быть таким, как Оливер!

— А, подумаешь! Если надо стать таким козлом, как этот очкарик, не надо мне никаких папы и мамы!