Но Гай не мог исчезнуть из Германии, не повидав Маргариту, и Фриц с большой неохотой, после горячих просьб, все же разрешил ему поездку в Раушен.
В Кенигсберге на вокзальной площади Гай нанял такси и через полчаса оставил его в Раушене возле почты, условившись с шофером, что тот будет ждать его два часа, а потом они вернутся в Кенигсберг.
Чистый, опрятный городок на самом берегу Балтийского моря оправдывал свое название — был весь какой-то светлый. Гай, читая по табличкам названия переулков, искал нужный дом минут десять. Погода была теплая, солнечная, дышалось легко.
Грету он увидел в садике при двухэтажном красно-кирпичном доме в два окна по фасаду. Она показалась не бледнее того, как он помнил ее по Базелю, и не похудела, а, наоборот, немного даже поправилась. На ней была серая длинная юбка, голубая кофта и белая пуховая шаль на плечах. Наверное, она только что вышла из дома, но что-то забыла и хотела вернуться. Гай обратил внимание, что правое плечо она держит чуть приподнятым и неподвижно, словно несет что-нибудь под мышкой.
Он окликнул ее, когда она поставила ногу на нижнюю ступеньку каменного крыльца, ведущего на застекленную террасу. А потом они полтора часа сидели в ее комнате на втором этаже, и Грета рассказывала по порядку, что произошло в квартире Луизы Шмидт в тот несчастный день.
Накануне Курт пришел с работы расстроенный. Арестовали двух его самых близких товарищей, коммунистов. Ему шепнули, чтобы он больше на завод не приходил, а постарался скрыться, и побыстрее.
У него дома хранилась кое-какая литература и тяжелый цинковый ящик — что в нем было, Грета не знает.
С утра в тот день Курт куда-то отнес сначала газеты и книги, потом ящик и вернулся, чтобы захватить кое-что из своих вещей и проститься с матерью и с нею, Гретой. Адреса он не оставлял, но уверял их, что друзья обеспечат ему надежное убежище, а их он будет навещать время от времени. Матушка Луиза была за него спокойна.
Курт уже надел пальто, чтобы уходить, ко мать уговорила его пообедать напоследок. Тут-то и нагрянул штурмфюрер Гюнтер Валле со своим подручным шарфюрером Пфулем. Оказалось, его послали арестовать Курта. У Гюнтера к Курту были старые счеты. Он самый ярый наци, а Курт коммунист — отсюда все и идет, да к тому же Гюнтер буквально скрежетал зубами, когда видел ее и Курта вместе. Это случалось не так уж часто, но случалось.
Вскоре по возвращении из Базеля она столкнулась как-то с Гюнтером на улице, недалеко от дома. Он был сильно навеселе. На темной улице — фонарей еще не зажигали, хотя наступил вечер, — прохожих ни души, и Гюнтер схватил ее в охапку, как безумный, начал целовать. Она оцарапала ему лицо и кричала, пока он ее не отпустил. Она побежала, а Гюнтер крикнул ей вслед: «Все равно моя будешь!».
И вот он стоял на пороге комнаты и гнусно улыбался.
— Кончай жрать! — крикнул Пфуль, высовываясь из-за могучего плеча своего начальника.
— Пусть поест перед смертью, не ори, — успокоил его штурмфюрер.
— Чего вам надо? — спросил Курт, вставая из-за стола.
— Не хорохорься, узнаешь. А сейчас вытри губы, а то сразу видно, что на чужие деньги жрешь, — сказал Гюнтер и посмотрел на нее, на Грету.
Что-то словно подтолкнуло ее. Улыбнувшись, она подошла к Гюнтеру и сказала шутливо:
— Это ведь наполовину и мой дом. Или ты меня не узнал?
Начиная с этого момента она действовала с таким чувством, что все это уже было когда-то, что она лишь повторяет какую-то сцену, однажды уже разыгравшуюся в ее жизни или в забытом сне.
Гюнтер Валле, кажется, прямо-таки опешил — может быть, оттого, что она обратилась к нему на «ты».
— Не против тебя, — сказал Гюнтер смущенно. — Мне приказано доставить вот его. — Он кивнул в сторону Курта, который надевал пальто.
— Я хотела бы кое-что сказать тебе наедине... Если ты не спешишь, конечно...
Гюнтер откашлялся. Пфуль глядел на нее, приоткрыв рот.
— Если ты просишь, я готов.
Курт посмотрел на Грету. Она повела бровью на дверь, и он понял — боком-боком подвинулся ближе к выходу, приоткрыл дверь и выскользнул на лестницу. Пфуль чуть замешкался.
— Убирайся отсюда, старая, — сдерживая нетерпение, приказал Гюнтер матушке Луизе.
Та подхватила с вешалки свое пальтишко и платок и тоже вышла.
Грета в эти считанные секунды сумела отчетливо представить себе каждый свой последующий жест и шаг.
— Ну, что же ты хочешь мне сказать? — спросил Гюнтер и бросил фуражку на стул.
Читать дальше