Олег Смирнов - Свет небесный

Обнимал мои жаркие плечи,
крепко в губы меня целовал,
а глаза ежедневно при встрече
васильками всегда называл.

Здесь из города краля гостила,
подморгнула разок да другой...
Окрутила его, обольстила,
заманила на звон городской...

Ей, разлучнице, вольно и сладко,
не до горюшка ей моего.
Ну, а я — ни вдова, ни солдатка,
мне одной-то теперь каково?

Не пьяна, а как будто хмельная,
и всё время брожу, как в бреду.
Проклинаю его, вспоминая,
и его же, постылого, жду...

Целовал меня, ласкал,
шептал на ушко...
А проснулась —
испарился мой дружочек;
синим облаком растаял
мой дружочек;
счастье девичье унёс ты,
мой дружочек.

Пробудилась —
и ко мне вернулся разум;
руки, груди холодны и
знобко телу,
будто не было
в руках тепла и силы,
будто ласки я
ни разу не дарила.

Всё стучало моё сердце,
всё стучало,
и кукушкой
будто я сама кричала...

Любовь смеялась надо мной
открыто в молодые годы...
А я, как ты, — вполне земной,
считал насмешки непогодой.

Но я — не ты... Я одинок.
Впервые боль любви изведав,
рабом был у любимых ног, —
ты потеряла счёт победам...

И что мне делать, как мне быть,
куда бежать в безумстве страстном?..
Я не могу тебя забыть,
а ты — моей быть не согласна.

Но всё менялось неспроста,
ушло ненастье юных будней.
Моя любовь теперь чиста,
а прошлое — всего лишь блудня...

Таинственен чёрный оскал
высоких, обрывистых скал.
Шаг в сторону — гиблая пропасть...
И жизнь завертелась, как лопасть
мотора, что вдруг отказал
в лощине, где выход искал...

А в поле протоптаны тропы,
а в поле — возможны галопы,
разглажены ленты дорог
для транспорта и для ног,
привычная, как бы своя,
любая уже колея...

Накатанный путь на равнине,
но тянет, однако, к вершине:
у пропасти на краю, —
как будто у жизни в строю,
а это почти как награда...
Держать равновесие надо.

Тает снег... Гляжу в окно...
Снег игривый и пушистый...
Я влюблён в тебя давно,
оттого такой ершистый.

Во дворе, — как в витраже, —
и красиво и уютно,
Только вот в моей душе
что-то холодно и смутно.

За снежинками слежу,
простою до самой ночи.
Я тобою дорожу,
ты нужна мне очень-очень.

В эти пасмурные дни
одарили нас снегами...
Хоть не жаждал западни,
но она вот — в телеграмме..

Ты уехала на юг,
не явилась на свиданье, —
вот где мина мне, каюк,
не исполнилось желанье.

Лишь одним снежинкам рад,
чистотою их любуясь...
Покидаю Ленинград,
за тебя одну волнуясь...

Мне снится русая богиня...
Как явь, воспринимаю сон,
и все слова её отныне
для спящего — уже закон.

Она зовёт к себе: «Смелее!..»
И приближается ко мне...
Я, словно колос, пламенею
на обжигающем огне.

Весь напрягаюсь, замираю,
в душе моей и свет, и грусть...
И, наконец-то, я сгораю
и человеком становлюсь...

Певчие птицы в полёте...
А на земле — воробьи:
серые, вечно в работе,
трели выводят свои...

В поле соломы с половой
много сметал человек.
Только зимою суровой
скирды зароются в снег.

Будут пернатые прыгать,
клювами в окна стучать,
есть из кормушки, чирикать
и на морозе дрожать...

Как же я их понимаю,
не покидающих гнёзд...
Прыгают, ввысь не взлетают,
сереньким впрямь не до звёзд...

Да, истину простую
мы видим всё ясней:
и сколько же впустую
растрачено мной дней!