Да, радость встреч и провожанье
ещё меня волнуют, но —
они всего лишь подражанье
чему-то бывшему давно...
И не отбросишь тяжесть лет,
что всякими, конечно, были,
а искорёженные были —
в пути не самый лучший свет.
Мне чужды месть, порывы зла,
своекорыстное стенанье...
И в зеркале воспоминанья
любовь мне давняя мила.
Была любовь... Была печаль...
О них так в юности плачевно
нам заводской гудок кричал...
А я не придавал значенья...
С лихвою бед —
в семнадцать лет,
но было весело бросаться
за женщиной красивой вслед
и ничего не опасаться,
ноздрями втягивая дух,
сказав живой природе: Здравствуй,
прекрасная земля разлук,
и безоглядный холод странствий...»
Жизнь оказалась не игрой:
свои законы сохраняя,
случалась редко — проходной,
была для зла — непроходная...
Но вечен, вечен звездопад
и сквозняки дорог и улиц...
И бормочу я невпопад:
где вы, любовь моя и юность?
Волны в камень колотятся...
Свищет ветр ножевой...
Водяные охотятся...
Клочья туч над Невой.
Глубину не измерил,
тьма присуща воде.
А в спасенье поверил,
как счастливой звезде.
Воды тягостной грудою
налегли мне на грудь,
вязкой мощью орудуя
так, что трудно вздохнуть.
Только ангел-хранитель
руку подал: «Вставай!»
И добавил спаситель:
«Прежде сам не зевай,
был бы только в чистилище,
это в жизни — не в счёт...»
Но Нева — это силища,
так меня и влечёт...
В сонных объятьях
вода увильдинская...
Женщина рядом со мною
тайгинская.
И костерок,
словно призрак блуждающий,
и мотылёк,
возле нас пролетающий.
Пальцы сплетаются
и расплетаются,
женщина в сторону
отодвигается,
будто мечтанием
заворожённая:
близкая, милая
и отчуждённая...
Не разглядеть её глаза,
коса же по груди змеилась;
но и во тьме её краса
звездой небесною светилась.
Мы сели рядом — и тотчас
ночные птицы прилетели,
расположились возле нас
так близко, не боясь, запели.
А я так жарко целовал
цветы, расшитые на платье,
и губы, и плеча овал,
и влёк красу в свои объятья.
В ответ мне тихое: «Люблю»
И словно обморок минутный...
Казалось нам, что на хмелю
настоен был тот вечер чудный...
Эта страсть полна смятенья,
отнимает столько сил...
Случай, ты — слуга везенья,
ты её мне подарил.
Сказочную и земную,
передать — не хватит слов...
Я уже её ревную
и своей назвать готов.
Если чем-либо обижу, —
ревность в сети нас влечёт, —
сам себя возненавижу
за допущенный просчёт.
Все тревоги — мимо, мимо!
Всё прощаю: ну и пусть...
То я зол неукротимо,
то восторг во мне, то грусть.
Свиданье нам дано,
нам отпуск дан из плена.
Как молния, оно —
и вечно, и мгновенно.
Мы встретились, любя,
нам небо было кровом,
и этот миг тебя
представил в свете новом.
С иным сияньем глаз
высокого накала...
И на мгновенье нас
как будто бы не стало.
А возвращаясь в мир,
предметы узнавая,
читал мне мой кумир
«Изгнание из Рая».
Пускай мои края —
в урочище убогом,
и в нём душа моя
поёт высоким слогом.
Где вы, денёчки жаркие,
что томили сердце сладостно...
Словно угли, листья яркие
раздувает ветер яростно.
Травы инеем повязаны —
заморозок лёг таинственный.
Лучшие слова не сказаны
о тебе, моей единственной.
Кроны пышные огнистые
птичьим свистом не озвучены;
воды голубые, чистые
в речке ветром резким вспучены.
Хоть на ласку безответная, —
раз морозам откликается, —
загляденье — даль просветная,
что весёлой просыпается.
И не горестна плакучая
для души — пора осенняя,
на мелодии везучая
при внезапном озарении...
Читать дальше