Юрий Окунев - Навсегда [книга лирики]

И века продолжается эта война,
Чтоб скорее расстались бы он и она…

Это свет и добро, если двое вдвоем,
И когда их нечаянно мы застаем,

Выволакивать тайну не надо на свет.
Пусть обсудят их птицы. Смутит их рассвет.

Им друг другу в глаза все смотреть и смотреть.
Если двое вдвоем, не страшна даже смерть.

Я стою на своем, я стою на своем,
Я хочу, чтобы двое остались вдвоем.

Это честь — не соваться в святая святых.
Никого не касается тайна двоих.

Как свои иглы превращает в звезды?
Как поит ароматом? Как с руки
Целебным зельем насыщает воздух?
…Ту терпкость перенять бы для строки.
А после раздарить бы безвозмездно,
Чтоб совесть, как у ней, была чиста.
Тайн у нее ведь бездна. Всяких бездна
Глубин.
Не потому ли так проста?
Поверхностность всегда высокомерна.
На друга, на себя ты оглянись:
Заносимся.
Сосна во всем пример нам.
А вот на нас не смотрит сверху вниз.

О человек, ты не готов
Ответить, что бы означали
Вселенская тоска китов,
Ширь океанская печали?..

Какие тут найти слова,
Кто космос той тоски измерит?
Материки и острова
Выбрасываются на берег.

Непостижимых бедствий пир,
Их крик, спрессованный веками.
И если даже ты Шекспир —
Ты только разведешь руками.

Что это? Будущего весть?
Предупрежденье сил природы?
Чтоб знак судьбы своей прочесть
Смогли, опомнившись, народы?

Чтоб сразу спохватились те,
Чья слепота всего нелепей:
Подумать только! Красоте,
Земле сулят лишь пепел. Пепел!

Природа, ты опять, опять
Шлешь волны бурь, буранов ветры,
Но разве чем-то нас пронять?
И вновь ты сотрясаешь недра.

Когда же не помог и страх,
Чтоб вечности не рухнуть сводам, —
Твой взгляд, твой выбор на китах.
И вот по выбору природы —

Ее Величества Природы —
Они — фанатики-киты
Не властным идолам в угоду,
Во имя вечной красоты,

Чтоб прояснить все в этой драме, —
Идут не дрогнув, будто в бой,
Не в одиночку, а стадами
Плывут и жертвуют собой.

Пусть тайна скрыта и не там.
От тяжких дум не отвертеться.
И к погибающим китам
По-братски я склоняюсь сердцем.

В разных землях в возвышенной силе
Неразгаданных много богинь.
Но лишь только, лишь только в России
Величавость на лицах рабынь.

Неизвестная эта известна:
Шла, приниженность преодолев,
По лугам и полям повсеместно
Королевственней всех королев.

Вдруг сверкнет огонечек неробкий
В уголках чуть насмешливых губ.
И в ответ разъярится — холопка!—
Оплеухой в лицо душегуб.

День, другой, и вот снова роскошно
Выплывает она на крыльцо.
Обрамляет высокий кокошник
Высоту ее духа — лицо.

У судьбы ее правила жестки,
(Все надежды свои изгони):
Разрешалось царить на подмостках,
Но чтоб в жизни такое — ни-ни!

Если так, то и это немало,
Затаенно решала ты, что ж,
И такие пласты поднимала,
Повергала властителей в дрожь.

Крепостная актерка Электрой
Будто громы свергала с небес.
И казались дешевым эффектом
Все ужимки природных принцесс.

Будто мстила размашисто, хлестко,
Устрашая вельможей самих.
Ведь не стащат,
не стащат с подмостков
В этот в вечность единственный миг.

Неизвестная в русском костюме,
Шла и шла ты, столетья тесня.
Добрела до моих ты раздумий,
До восторгов моих, до меня.

И когда вдруг строка бездыханна,
Верь не верь ты, но не утаю —
Талисман свой со дна чемодана,
Ненаглядный твой лик достаю.

Все решится во мне, в тугодуме,
Все продлится: и строки и дни.
Неизвестная в русском костюме,
Укрепи, не оставь, осени!

Я знал, что в слове есть и звук, и цвет.
Что в слове — все. Его сильнее нет.

Что всех опередит. За ним плестись
Обречены и карандаш, и кисть.

Поколебала, если не разрушила
Уверенность такую Надя Рушева.

Но как же можно думать о таком?
Ведь не был я с художницей знаком…