Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

И другие снимки:
Вот я с другом снят.
У меня и Симки
Оловянный взгляд.

Спросим: неужели
Из такой глуши
Добралась доселе
Часть моей души?..

После операции ноги
Боли страшные у Киселёва.
Господи, бедняге помоги,
Очень уж судьба к нему сурова!

Врач сказал: нормально пять часов
Нам для операций на сосудах…
Но больной, не слыша голосов,
Спал ещё не меньше полусуток.

А потом — как будто в бой
На рассвете падая с откоса,
Окунулся прямо в боль
При откате общего наркоза.

Впрочем, терпеливый, ничего!
Что ему — готовиться к параду?
И в момент спроворили его
Из реанимации в палату.

И — домой, где маяться начни
Старой болью нового оттенка…
Господи, мальчишки из Чечни
Заселяют госпиталь Бурденко.

Не офицерские балы
С московской барышней фасонной,
А та любовь из-под полы
Официантки гарнизонной.

Не выходной зеркальный хром
(В кармане желтая бархотка!),
А полевой аэродром,
Где полушубок как находка.

Не «вольво» около крыльца,
Не дача зимняя с камином,
А общежитья до конца
Или приказ: идти по минам.

Не золотой большой погон,
Что носят юношей кумиры,
А горечь службы — и вдогон
Опять ни денег, ни квартиры.

Поколенья, как волны прибоя,
Бьются в берег и сходят на нет,
И наивно считать, что любое
На земле оставляет свой след.

Картинка новых уже времён:
Мельканье пригородного леса
И возвращающийся ОМОН
Из Грозного или из Гудермеса.

Сквозь ожидание без конца
Перрон, где чувства никто не прячет,
И в кадре женские два лица —
Одно смеется, другое плачет.

Халаты на многих в обтяжку,
На ком-то и вовсе внаброс.
Отставим овсяную кашку —
Здесь будет важнее вопрос.

Своей же заботой согреты,
Высокие шефы опять
Внесли шоколад, сигареты,
Кассеты — попробуй не взять!

Но есть ещё странная плоскость,
Где все они отражены:
Какая-то, право, неловкость
И с той, и с другой стороны.

И грустные мальчики эти,
Лежащие в ряд и не в ряд,
При каждом вручённом предмете
Задумчиво благодарят.

Пока брели тропинкой узкою,
Прикладывались — и не раз.
Черника нам была закускою —
Вот пальцы синие у нас,

А также губы… Над полянами
Дрожало солнце в вышине.
Нет, мы не выглядели пьяными
Мы вспоминали о войне.

Потом, умученные вдребезги, —
Приняв, по правде, не одну, —
Валялись мы в лиловом вереске
И — забывали про войну.

Остаётся полчаса.
Для судьбы не так уж мало.
Рёв турбины. Полоса.
Роща в залежах тумана.

Выработали ресурс.
Предназначены к списанью.
Но опять легли на курс
В раннем небе над Рязанью.

Мягкий день. Река. Обитель.
И, обрушив дробный гул,
Треугольный истребитель
Мимолётно промелькнул.

Фантастическое лето.
И как будто на весах —
Колокольный звон и эта
Погремушка в небесах.

Ввязаться — дальше будь, что будет!
Втянуться в ближние бои,
И нас отчизна не забудет,
Коль сложим головы свои.

Забудет — тоже, брат, не ново.
Ведь обещания — враньё.
Тем более, что мы иного
Не слишком ждали от неё.

Перебои с мукою, с крупою,
С хлебной нормою, самой скупою.

Перебои с любою едою.
Перебои со светом, с водою.

А потом что случилось с тобою?
В бедном сердце твоём перебои.

В слабом пульсе твоём перебивы,
Эти пропуски и перерывы.

Нарушение чёткого такта —
Констатация грустного факта.

Так в августе ночью бывает всегда! —
Пока над громадностью ели,
Сорвавшись, внезапно сгорела звезда,
Своё загадать не успели.