Алексей Горобец - Осень ветра

И зря он голосит и строит рожи,
Крушит и рушит хилый мой сарай.
Зачем козлу капуста, если можно
Газеты жрать,
Мечтать о невозможном

И ждать в хлеву,
Когда наступит рай.

Земля страдала жаждой,
Ну а в зиму
Она перестаралась, упилась.
По огородам – вздыбленная грязь
В густой болотной жиже.
Нестерпимо!

Большак грунтовый уплывает мимо
Тяжёлой техники,
Застрявшей на полях.

И тучи – с мокрым снегом на паях –
Слетают вниз,
Слепят, сгущают страх
Перед обочиной,
Расквашенным кюветом.

Смычком ветров струна весны задета
Была. Но вдруг оборвалась.

И мы всё глубже ощущаем связь
С дождями, небом,
Придорожным ветром,
С обочиной, что повязала нас…

И месит грязь
Твой взмыленный КамАЗ,
Клянясь в любви
К земле и белу свету.

Но некому уже поверить в это,
И зыбко время, и неровен час…

В канаве бродит живность.
Индоутки.
Вразвалку, по колючкам, босиком.
Дворняг дворовый
Вякнет ради шутки –
И вмиг
Тяжеловесные малютки
С разгона – в небо,
Спринтерским рывком.
И с воплями – вперёд,
Через заборы,
По огородам – и в родной сарай.

Что делать! –
Время хлещет через край
И завершает с поры-разговоры
О генно-инженерных чудесах,
Мутантах, клонах, инопланетянах,
Апокалипсисе
И этих чужестранных
Страдалицах,
В чьих шёлковых глазах
И свет, и прах,
И тот извечный страх,
Что носим – и уносим – мы с тобою…

И нет для нас компьютерного сбоя,
И свет земной витает над землёй,

И оседает пыль, и кружат листья,
И мой дворняг о жизни поразмыслив,
Спит у калитки
К миске головой.

Взлетает снег,
И, покружив нелепо,
На землю возвращается опять.
Провисли провода на старых ЛЭПах,
Друг друга перестали узнавать.
Белым бело…

А где-то в подсознанье
Остылой, обесцвеченной земли
Всё теплится оставленная нами
Мучительная,
Медленная память –

Всё о любви,
О той земной любви,

Что так легко мы погубили сами.

Кривые тени, мошек суетня,
От копоти свечной вылазят очи.
Свет вырублен опять – и злобу ночи
Преумножает эта злоба дня.

Нам возвращён (доехали, привет!)
Родной лучины несказанный свет.

А хитрый дед
Средневековых хайку,
Японский бог трёхстишия – Басё,
В чаду свечи опять тебя несёт
К пруду, под сакуры,

И всё бормочет байки
Об очаге остывшем, о сакэ,
О мерине, с куста сжевавшем розу,
О белой при луне Кубань-реке…

И, отгоняя копоть, сплюнув слёзы,
Захлопнуть книгу старого Басё,
Задуть свечу, закрыть глаза
И слушать

Адажио балдеющих лягушек,
Где о тебе –
И ничего, и всё.

Смешно, наверное,
Но праздник мой таков:
Окрестный мир лепить себе из слов.

Назвать,
Означить всяческую разность,
Любовь-и-кровь
И прочие дела,
Дорогу, что туда и привела,
Куда Макар телят,
Где вкось и вкривь
Нагроможденье выброшенных рифм
И стародавний сор и непролазность.

Но пахнут сеном кизяки-слова,
Скворчит сверчок
И во дворе трава,
И как всегда, права несообразность:
Смахнув с ресниц невыплаканный смех,

Вдруг видишь всё
И понимаешь всех.

Домушной крысой по карнизам
Крадется ночь.
И телевизор –
Неугасимый наш очаг –
Подъемлет свой победный стяг.

На стенах – бденье светотеней.
День отключился, день иссяк.
А времени – всего пустяк
Для обобщенья передряг
И постиженья обобщений.

Ну что, каких ещё побед?
Давно забыт, затоптан след
Глушилок, кухонных бесед,
Газет, призывов, партсобраний.

И хлещет клиповый сироп
Крутых реклам,
Попса нон-стоп…

И жизнь, как крыса в чемодане,
Визжит и расшибает лоб.

Через худой забор без всякой
Опаски, ночью, даже днём,
Приходит некая собака
С моим обедать кобелём.

А тот рычит – свирепо, люто!
Но, выслушав собачий плач,
Свой небогатый постный харч
Разделит с нею.
И в минуту
Пустеет миска.
Все свободны!..
И пёс – обманутый, голодный,
Скулит – зовёт меня во двор.