Алексей Горобец: Простудятся в траве босые осы…

И сотворён вслепую, по наитью,
Тот самый, без ветрил и без рулей,
Фрегат ночной взлетит со стапелей –
Воздушный твой фрегат!..
Его команду,
Слегка поддатую, готовую и вправду
Пропить компас, ты всё же пожалей

И всех прости,
И не гоняй по вантам
Ловить руками бесполезный бриз.
И осиянный умницей-луною,
Плыви себе над сирою Землёю,
Вернув и Кордильеры ей,
И Анды,

И тот, в окне,
Лиловый мокрый лист.

Спешить нам некуда:
В остатке – бесконечность.
Спрямляется спираль круженья мира.

Теперь здесь пусто, ветрено и сыро.
И берег чист, и небосвод застиран,
И старая свирель (цевница, лира)
Двери входной
Скрипит, чтобы отсечь нас
От звуков, знаков внешних
И совсем
Уже нам чуждых аксиом и лемм,
Где дважды – два,
Где еретичность клира,
Где биты лбы, хоть пядей – семью семь

И где для нас ни болей, ни проблем

С крушеньем там
Иль с сотвореньем мира.

Дымит и раскисает
Грязь на грядках,
А в подворотнях лужи кривят губы.
И ветер лезет в форточки и в трубы,
И в дымоходы,
Выставиться рад, как
Беспечный друг и вечный фантазёр.

Мы заодно с ним с некоторых пор.

Мы твёрдо знаем – квёлая погода
Есть благо, передых от огорода,
От праведных трудов.
И разговор
У нас с ним свойский.
Выломав забор,
Торчит, свой расширяя кругозор,
Балбес оторопелый – куст жасмина.

А жизнь спешит куда-то мимо, и на
Дорожки, грядки дождевой червяк
Повылез, подаёт воронам знаки,
Выписывает сигмы и зигзаги,
И машет кулаками после драки,
И выясняет, где зимуют раки,

И попадает, как всегда, впросак.

Богата вдосталь инженерами
Заблудших душ и блудных тел,
Объята страто-ноо-сферами,
В чаду своих житейских дел,

Земля – она, пожалуй, круглая.
Хотя, конечно, не везде.

Трава, горячая и смуглая,
Нас не узнала. Быть беде!..

И рухнув с шумами и гамами
В прокрустову её кровать,
Теряем почву под ногами мы,
Боясь друг друга потерять.

И о любви не смея речь вести,
О, как мы верим в чудеса,
Где постижимы бесконечности
И достижимы небеса!..

Что правильно,
То, как известно, верно.
Зло бесконечно, а добро безмерно.
Цветёт в апреле майская сирень.
Апрельский ландыш доцветает в мае,
И на краю зимы в кубанском крае
Исходит снег и прибывает день.

Всё по уму.
А то, что непонятно –
Оно, конечно, глупо и темно.
Кувшинки возвращаются на дно
Застойных омутов,
Где гниль и водяные,
И что им там,
И кто они такие,
Нам как-то всё едино,
Всё одно.

Зло соразмерно,
Что не так уж скверно:
Добро – оно не выживет без зла.
Под воблу пиво
И забить козла –
И в каждой подворотне
По жюль-верну,
И мудростью сквозит из-за угла.

Свой гороскоп мы знаем наизусть.

Подножный сор пощипывая споро,
Пасётся возле лужи у забора
Зачуханый и грустный
Сивый гусь.

Весна
В пылу расчётливой свободы
Разбрызгалась дождём –
И кончен бал.
Солируют кроты – их чёрный нал
На откуп взял
Сады и огороды.

И ночи всё докучливей и суше.
И что ни день –
То всё вчерашний день

И сивый гусь в заплесневелой луже
Пугает нецелованных лягушек
И отгоняет собственную тень.

Замшела и темнобока,
Но как же приветит глаз!
Притвор, след ограды сбоку.
Душа воспарит высоко…
Не мы выбираем Бога.
Бог выбирает нас.

Мы помним, почём фунт лиха,
Шмат солнца и жбан дождя.
Но тихо в притворе, тихо…
И колется облепиха,
Слезою ладонь желтя.

О чём её плач? О нас!
О каждом. Отдельно взятом.
О каждом, кто на попятный
И рад бы (о чём тут сказ!),
Да слишком вольна дорога,
Да спеси, гордыни много…

И мы по пустым отрогам
Скользим, уходя до срока,
И всё удивляем Бога…

И Бог удивляет нас.

Памяти Дениса Ивеншева

Тамань давно не скверный городишко,
Но так осталось в памяти – и ладно!
А новое не слишком и накладно:
Асфальт, да за пригорком телевышка.