Кирилл Ковальджи - Звенья и зёрна

День за днем, день за днем, день за днем
Атакую я сотни щетин,
Этой бритвой моей, как лучом,
Высветляю я щеки мужчин.

Так работаю годы подряд,
Но не будет конца никогда,
Ведь, пока парикмахеры спят,
У клиентов растет борода…

Пародия, ирония! Спасите!
Я от своей серьезности загнусь.
Я проиграл:
я мыслил, существуя,
проверил факты, факторы учел…
О истина! Ты хоть кого угробишь!

Вот тополь перед домом.
Я сказал:
— К чему цветешь? Тебя спилить решили!.. —
Он содрогнулся, понял и увял.
Увидел я пантеру в зоопарке,
она пружинно облетала прутья,
в бессчетный раз
искала лаз, который
не мог там быть. Я ей глаза открыл
на истину…
Она слегла и сдохла.

Друзьям, знакомым, встречным-поперечным
стараюсь лишнего не говорить,
но от себя не скрыться мне — я мыслю
и этим наношу себе ущерб…

Купил себе красок масляных
и холст… И в чаду ночей
забыл, что на каждого мастера
приходится сто портачей.

Поэзию, чтоб ахнула толпа,
подчеркиваешь позой и эстрадой,
как веки синькой, как уста помадой,
как ноги — мини-юбкой до пупа.

Он всю ночь корпел угрюмо,
кулаками тер виски,
думал, думал и придумал
две зачеркнутых строки.

Извивается, робея,
развиваются суставы,
и со временем, грубея,
превращается в удава.

Провозгласил: «Я все могу!
Добьюсь, мне никого не жалко…»
Кто наследил в твоем мозгу?
Наполеон и коммуналка.

Все еще запрет провозглашается.
Пусть грозит ослушнику клеймо:
то, на что никто не соглашается,
делается исподволь само.

Стремятся радикально
себя освободить:
похвально спать повально,
но стыдно полюбить!

Боже, люди портят, как злодеи,
лучшую из мыслимых идей.
Люди не годятся для идеи,
хорошо бы вовсе без людей!

Пришел в алфавитную:
— Дайте мне гласную.
— Нет гласных.
Все — согласные.

— Я не пророк,
пока вон тот стоит спиной,
пока не все пошли за мной —
я одинок.

Надгробий странное соседство:
оставил всяк по мере сил
наследие или наследство,
а кто-то просто наследил…

Сладкая жизнь подытожена:
стопкой слайдов сквозных
друг на друга наложены
лица наложниц твоих…

За плотиною тихая заводь,
благодать — ни страстей, ни измен.
Я отлично усвоил, что Запад
начинается выше колен.

Ты человек фанерный,
а я живой и нервный.

Истина шероховата.
Он шлифует ее воровато:
вот теперь хороша,
зеркалится,
отражает хозяина,
скалится.

Один плюс одна
получается три
или больше.

Советовали лайнеру в полете
«остановиться, оглянуться»…

Смотрю я в оба, но не всякий раз…
О зоркости поговорим особо.
Когда я целюсь — закрываю глаз.
Когда целуюсь — закрываю оба.

Как некрасива красавица,
Когда ей никто не нравится!

У французского у народа
не всегда французская мода:
Жанне д'Арк, например, не надо
ни духов, ни губной помады.

Рыцари наши ослабли:
раньше усы и сабли
обозначали мужчин,
нынче — машина и чин…

Совершенный дурак
обожает свое совершенство,
круглый — с ног не собьешь,
взял, катясь, над некруглыми шефство…

Милый мой лектор, жеватель речей,
в зале храпит большинство…
Время отнять у десятков людей
проще, чем у одного.

В коридоре весь день
ждет врача инвалид,
санпросветбюллетень
перед носом висит.