Array Коллектив авторов - Ивритская классика прошлого века

Быть может, в черных небесах сейчас
вдруг пронесется птица заревая?
Ведь я уже видала как-то раз,
как крылья белые тьму ночи разрывают.

Но чуда все же не произошло,
хотя его мы ощущали полыханье —
как запах, что из сада принесло,
и как твое горячее дыханье.

Но чуда все же не произошло.

Как белый луч, что, проходя в кристалле,
стал хороводом из цветов, забыв усталость,
так память преломляет взгляд твой дальний.
Ты слышал? Этой ночью я смеялась.

Мои кудри в ночи серебрятся при яркой луне.
За окном я вижу в ветвях уснувших птенцов.
Я окно распахнула, чтоб крикнуть: «Голубка, ко мне!» —
только ночь зачем-то прислала мне мудрых сов.

Время течет, и его не поймаешь,
мой дебет и кредит учтен в его сметах.
Каждый день создает меня – и ломает,
и подводит итог и жизни, и смерти.

Ты скажешь: ночь идет за ночью, день за днем.
Года проходят – в сердце ты отметишь.
Увидишь молнии и тучи за окном,
и только нового под солнцем не заметишь.

Но вот придут преклонные года,
ты станешь днями дорожить на их исходе.
И скажешь: этот день уходит навсегда.
И скажешь: утром новый день приходит.

День этот моря голубей,
день этот моря голубей,
и нет спасенья, нет Мессии.

И вот звезда летит с небес
и исчезает в сини бездн,
спускаясь из небесной сини.

Мы расставались, сердце разрывая.
Туман меж нами все густел и рос.
А эта влага – влага дождевая,
и, уж конечно же, не влага слез.

Что делать, если в наши дни всерьез
никто уж на любовью не заплачет,
и в день Суда, и в ночь любви мы прячем
за равнодушьем – горечь наших слез.

Мы расставались. И поток понес
меня вперед по улице шумящей.
Туман висел вуалью. И вопрос
стучался в грудь: откуда же щемящий
и радостный покой? Наверное, от слез…

Завтра сад расцветет в небосводе моем,
будет вечер, еще незнакомый земле,
и поставишь ты клетку свою с соловьем
на окне, в переполненной звездами мгле.

Мы послушаем песнь и отпустим его,
он взлетит, – и уже не вернется тоска,
будет только великой любви торжество,
будет вечер, невиданный прежде в веках.

Звезды свои погасили лучи,
все почернело вдруг.
Ни одного огонька в ночи,
темен север и юг.

Утро придет, как верный вдовец,
с серым мешком на плечах.
Югу и северу не розоветь —
ни одного луча.

Пусть загорится белый огонь
в черном сердце моем,
так, чтобы вспыхнул вдруг от него
сразу весь окаем!

Что нас ждет?

Остановятся вдруг небеса.
Наше утро ушло далеко —
без часов нам о том не узнать.

Что за зерна с собою приносит весна,
и какой над могилой цветок расцветет?
Я хочу, чтоб фиалка – как те, что рвала я в лесах.

Что нас ждет?

Что будет в конце?

Два отрока песню поют при луне,
и два огонька загорелись в окне,
и два корабля выйти в путь должны,
две руки в ладонях твоих холодны.

Что будет в конце?

Я стою в самом сердце пустыни.
Не осталось со мной ни одной звезды.
Мне не скажет ни слова ветер отныне,
и песок заметет мои следы.

Те, кто ко мне являются во сне —
они меня почти не замечают.
Присядут на крыльцо, не обратясь ко мне,
и сразу же уходят, не прощаясь.

Мы с ними повстречаемся потом,
когда умрем.

И тех, кто приходил ко мне во сне,
по знаку я узнаю в тишине.

Пусть всем известно: суши нет в помине.
Пусть всем понятно: звездам не сиять.
Корабль мой тонет в серых дней пустыне,
своих посланцев Бог забыл опять.