Габриэль Марсель - Семья Жорданов

Этьен. Мне, видимо, этого не понять! Это должно было быть ужасно… когда это началось, этот период нравственного обособления, время, когда между вами не стало близости.

Морис. Но ты нас знаешь, Этьен; как ты можешь вообразить, что между нами когда-либо была близость? Подумай-ка.

Этьен. И все же: наверное, был момент, когда ты не предвидел, что ваша жизнь может стать такой? В противном случае… зачем было жениться на ней! (Помолчав.) Ужасно, что ты таким путем принудил меня к вопросу, который я никогда не стал бы тебе задавать! Ты словно шаг за шагом загонял меня в угол.

Морис. Это не я, мой мальчик, будь справедлив: это сама жизнь.

Этьен(с болью). Я в этом не уверен… Мне кажется, ты не слишком опасался некоторых вопросов; ты ведь хотел, чтобы мне пришлось задать их.

Морис. Но на самом деле у меня все основания бояться их… Ты хочешь знать правду о нашем браке. Она очень проста. Начало моей самостоятельной жизни, ты знаешь, сопровождалось неудачами. Мои родители не имели состояния.

Этьен (про себя). О!..

Морис. Я дважды пытался получить степень кандидата филологии, оба раза безуспешно; я не был создан для такого упорного, отупляющего труда. Мне не хватило мужества продолжать его. К тому же преподавательская работа внушала мне ужас; и еще — я не хотел уезжать из Парижа. Как я тебе уже сказал, я провел там несколько мучительных лет. Три или четыре частных урока для меня раздобыли друзья; плохо оплачиваемые статьи в безвестных журналах давали мне возможность существовать. Мои родители, ты теперь знаешь, не оставили мне никакого состояния. Не желая больше жить впроголодь, я согласился на должность учителя в Бурже.

Этьен ( вполголоса ). Но ведь ты не хотел уезжать в Парижа.

Морис. Что поделаешь! Усталый, исхудавший, почти больной… у меня не было выбора. Корнуйе, родители моего ученика, приходились близкими родственниками твоей матери, у них я и познакомился с ней. Я не могу восстановить в деталях всю историю нашего сближения, это малоинтересно, и, как ни странно, я многое позабыл. Скажу только, что твоя мать, не будучи красивой, способна была нравиться. Добавлю, что говорила она довольно мало, казалось, охотно слушала…

Этьен. Ты говоришь так, словно рассказываешь чью-то чужую историю!

Морис. Дело в том, что мне очень трудно сегодня видеть себя таким, каким я был тогда. Перед тем я пережил в Париже бурное время… две связи, одну за другой, сыгравшие огромную роль в моей жизни: одна закончилась полным охлаждением… другая трагически оборвалась. Видишь, Этьен, я тебе рассказываю все. Не думай, что мне это легко. ( С минуту молчит; Этьен с чувством протягивает ему руку.) Так вот, я чувствовал себя надломленным духовно и физически, я хотел покоя, надежности — и просто комфорта…

Этьен. Папа!

Морис. Мне казалось, что любовь — то, что зовется любовью — уже занимала в моей жизни очень большое место, я не мог рассчитывать еще раз подобное пережить. Так оно и было… Я хранил память о безмерно дорогой мне умершей; мне казалась кощунственной сама мысль о том, что жена могла бы хоть отдаленно внушать мне чувство, подобное тому, какое я питал к Ирен Ламбер… Ну, вот я и назвал тебе ее имя. Этьен, не забывай, что у меня было страстное желание иметь детей, иначе ты просто не сможешь меня понять. Вскоре я заметил, что кузина моего юного ученика, несмотря на показное безразличие, испытывает ко мне по меньшей мере любопытство, а возможно, и нечто другое… Вскоре я понял, что она в самом деле мной увлечена; Элиза не была мне неприятна… мы обручились…

Этьен ( взволнованно). И все же, увидев ваше прошлое в новом свете, я не могу поверить, что что-либо в ней могло тебя прельстить. О, мне это стало так ясно!

Морис. Уж чересчур ясно, мой дорогой. Запомни: отношения между людьми не так просты, как ты это себе представляешь.

Этьен. Она не разделяла твоих вкусов, у нее не было твоей любознательности, твоих способностей. Как и умения вести беседу… и даже этой блистательной живости, которая так часто вводит в заблуждение. Не было в ней и обволакивающей женственности. Ни деятельной доброты, душевной, согревающей… Ни… Господи, ты обратил внимание, что я говорю о ней в прошедшем времени, словно речь идет о покойной! (Готов разрыдаться.)