Габриэль Марсель - Завтрашняя жертва

Пьеса в трех действиях. Написана в 1919 году

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Ноэль Фрамон

Антуан, брат Ноэля

Моника, сестра Ноэля

Г-жа Фрамон, их мать

Жанна, жена Ноэля

Розина де Мюрсэ

Андре, Пьер, сыновья Ноэля и Жанны

Горничная

Осень 1916 года. Провинциальный город. В доме мадам Фрамон. Четыре часа дня; лампа уже зажжена. Жанна перечитывает письма, сидя в углу у камина.

Моника (входя). Вы совсем одна?

Жанна. Да. Дети вышли погулять с дядей.

Моника. Они обожают Антуана.

Жанна. Это так понятно; ваш брат исключительно хорош с ними.

Моника. Антуан всегда любил детей. Помню, еще задолго до женитьбы… Если бы бедняжка Тереза оставила ему ребенка…

Жанна. Да, оказаться совсем одному… в тридцать девять лет. И он ничем не выдает, как ему тяжело.

Моника. Это верно. Он очень много берет на себя.

Жанна. И делает это так просто…

Моника. А ведь надо признать, что самое страшное в каком-то смысле случилось еще раньше.

Жанна. До смерти Терезы?

Моника. Да… конечно: когда он узнал, что она обречена.

Жанна. Вы думаете, у него не оставалось никакой надежды?

Моника. Никакой.

Жанна. A как… она?

Моника. Увы! Бедная, милая девочка… Она надеялась до последней минуты. И вот… когда она поняла, что это — конец, последовал такой взрыв отчаяния, что я не в силах вспоминать об этом даже сейчас, четыре года спустя.

Жанна. Так она совсем не была к этому подготовлена?

Моника. Видите ли, Жанна, моя золовка не была набожной… Едва ли даже она была верующей. В этом — одна из причин, почему мама и я с трудом согласились на этот брак. Мы словно предчувствовали…

Жанна. Я не совсем это имела в виду.

Моника. Тогда я вас не понимаю.

Жанна. Это так ужасно — дать судьбе застигнуть тебя врасплох. Для меня подобная мысль нестерпима.

Моника. И все же, очевидно, лучше, что у Терезы оставались какие-то иллюзии. Иначе — вообразите себе, чем был бы для нее этот последний год…

Жанна. Я была едва знакома с вашей золовкой. Но знаю точно: сама мысль, что, будь я на ее месте, я могла бы так страшно обманываться на собственный счет, для меня невероятно унизительна. И потом… Но, повторяю, я не знала вашу золовку, так что сужу лишь по себе…

Моника. Вы остановились на полуслове.

Жанна. …Я думаю о ней и о ее муже, об этом страшном умолчании между ними: он, который знал, и она — не подозревавшая ни о чем.

Моника. Она знала, что больна.

Жанна. Но она не знала, что обречена… Такая двусмысленность ее положения мне кажется ужасной. В конечном счете он обошелся с ней как с малым ребенком. (Молчание.)

Моника. Вы перечитывали… письма Ноэля?

Жанна. Да. Прежние письма.

Моника. И вы сжигали их?

Жанна. Да. Некоторые.

Моника (с волнением). Но почему?

Жанна. Чтобы не было искушения когда-нибудь вернуться к ним.

Моника. У меня не хватило бы на это мужества.

Жанна. Я их сжигаю, потому что знаю, что лишена мужества: иначе зачем было бы это делать?.. (Помолчав.) Моника, Ноэль вам часто писал?

Моника. До вашего брака мы фактически не разлучались. Ну а потом… Вас не удивит, если я скажу, что Ноэль был для нас с мамой весьма посредственным корреспондентом. Его письма с фронта…

Жанна. Не употребляйте это ужасное выражение: «письма с фронта» — поневоле представляешь себе публикации.

Моника. Почему вы спросили, часто ли мой брат писал нам?

Жанна. Меня интересует все, что связано с ним; я хотела бы увидеть письма, которые он адресовал своим друзьям, и переписать их.

Моника. И однако вы, не колеблясь, сжигаете некоторые из тех, что он писал вам самой… Должно быть, это какие-нибудь малозначащие записки?

Жанна. Так вы думаете, я уничтожаю их оттого, что не дорожу ими? Те, что я сжигаю — самые бесценные для меня, я не могу их перечитывать без того, чтобы… Как мало вы меня знаете, Моника!