Ян Рубенс - Сложнее, чем кажется

Олег ходил по комнате, бросая быстрые взгляды на все предметы по очереди. Будто готовился обыскать комнату и определял места, куда в первую очередь надо заглянуть. Он двигался непрерывно, покрутил в руках книжку, постучал кистью по мольберту, подергал настенный столик, потер рамку на стене, что-то стряхнул со стола. Взял джинсы, кинул на матрас. Открыл шкаф, покопался, достал футболку, развернул, оценил, кинул Яну. Рубенс сидел, поджав под себя ноги, пытаясь понять, что происходит.

Что принес с собой Каретный? Что он скажет? Зачем он вообще пришел? А Каретный не давал ему опомниться. Он не только непрерывно ходил по комнате, он еще и рта не закрывал. Ни секунды тишины, ни полсекунды покоя! Шоковая терапия. Он говорил, что ему надоело сидеть одному, что он чувствует себя идиотом, потому что ни хрена не понимает из того, что говорят эти бабы у доски. Что ему надоели малолетние придурки, что сидят сзади и шушукаются, что он прогулял из-за Яна уже две контрольных, потому что кто же вместо Рубенса их за него напишет. Что сколько вообще можно лежать, когда ты мне так нужен, я вообще не понимаю?! И какого хрена ты весь в соплях? Хрена ли ноешь как баба? Кто тебе дал право ныть? И тут он остановился. Впился глазами в застывшего Рубенса и повторил – громко и медленно:

– Кто. тебе. дал. право? Я церемониться не буду, ты меня знаешь. Вот тебе тут все задания за три недели – почти по всем предметам. Может, и забыл чего, так не обессудь. Сейчас полдень пятницы, с твоими способностями ты сделаешь все к утру понедельника. И в понедельник. ты. придешь в школу. Ясно излагаю? …Ты говорить, что ли, разучился? Убедил. Молчи и слушай меня. Внимательно.

Он взял стул, перенес его ближе к Рубенсу, все еще неподвижно сидящему на матрасе, но, правда, уже в футболке. В стекло прилетел очередной комок каши, Ян сжался.

– Тихо! Они еще не знают, что я здесь. Разберемся, – Каретный дождался конца атаки, оседлал стул и продолжил. – Слушай меня. Если ты не сделаешь так, как я скажу, это… – он указал пальцем на окно, – …не только никогда не кончится, этого станет больше. Это преследование, сосед. Авторитетно тебе заявляю. Ты хочешь, это прекратить? Еще раз, родной… Я же не могу разговаривать с мебелью. Ты хочешь, чтобы это прекратилось?

– Хочу…

– Браво! Два слога! Победа. Я думал, будет один! Тихо, не дергайся. Я предупредил, сюсюкать не буду. У меня задача – тебя вытащить отсюда и вернуть к нормальной жизни. Понял? И эту задачу я соплями не решу. Я вижу, у тебя их и так тут – по всем стенам размазано… Слушаешь меня?

– Слушаю.

– Молодец. Так вот, сосед, ты не просто в жопе. Ты – в собственной жопе. Но это и хорошо, это значит, что можешь выбраться. И я тебе помогу. В первую очередь – помогу кое-что понять… Ответственно заявляю. Из любой ситуации есть несколько выходов. Из твоей – тоже. Первый – ты продолжаешь пускать слюни, уходишь из школы и передвигаешься по городу в темноте. Почему? Потому что любой сопляк из этой школы будет считать своим долгом плюнуть в тебя или пнуть при первой же встрече. Причем, зуб даю, весть о том, что ты педик, быстро перекочует и в ту школу, куда ты переведешься. Понял? Скорее всего, после этого ты логично кончишь где-нибудь под забором – околеешь избитый. Или – в психушке. Там тепло, но дурно пахнет. Нравится?.. Опять голос потерял?!

– Нет…

– Умничка. Слушай дальше. Вариант, который тебе предлагаю я. Ты сделаешь как можно больше из того, что я принес, и в понедельник придешь в школу. Самое главное – как ни в чем не бывало! Как будто гриппом болел. Ты понял? Этого не ждет никто. Никто. И это будет залогом твоей победы. Ты же пойми, как они мыслят: его нет, значит, все, что о нем говорят – правда. Значит, он боится. Ты понял? Если придешь, они не будут знать, что думать, растеряются, и у тебя будет время завоевать союзников, пока их стадный мозг не придумает новую версию и новую тактику. На это им потребуется день. Может быть, два. И это – твое время. Ты меня понял? Не слышу!

– Да.

– Что да?

– Понял… Стараюсь.

– Блин, не тормози! У тебя чертовски мало времени! Ты слишком много потерял! Тебе вообще не надо было исчезать… Ну да ладно. Проехали. Дальше – ты приходишь, когда уроки уже начались, чтобы никого в коридоре случайно не встретить. Заходишь в класс минут через пять-семь после звонка – к этому времени все угомонятся и будут вникать в материал. В понедельник первым русский, еще один твой козырь: русичка тебя любит, поддержит, заедать не будет, из колеи не выбьет. Понял? А за время урока ты отдышишься, нарисуешь мне чего-нибудь… Ну и последнее, самое главное – это я, – и он замолчал ненадолго, прислушиваясь к струнке: звучит! – Я теперь твоя крыша, сосед, – и Олег гордо расправил плечи. – Эти дети, увидев, что мы с тобой вместе, не посмеют подойти. Понял? Я своих воспитал на этот счет: возле тебя будет постоянно кто-то из моих – если вдруг чего. Но первые дни я сам буду рядом… Ты понял, зачем всё это? Ты должен показать, что можешь выйти из жопы достойно. Уже никого, конечно, не переубедить, что ты не педик, – Каретный с досадой цокнул языком, – но можно вызвать уважение сильнейших и умнейших. Вспомни, какой ты был, когда никто ничо не знал. Спокойный, осанистый, на язык острый. В тебя ж полшколы девок влюблено! Девки, кстати, весьма лояльны и сейчас. Тебе же только надо сыграть. Сыграть себя прежнего. Поднапрячься-то – на два дня, потом все заровняется. Тебя еще бояться будут. Уважать и бояться. Если ты выйдешь… Ты понял меня?