Екатерина Люмьер - Цветок Зла

Язык словно прирос к небу – не могу говорить, – и горло сдавливает. И жажда определенно не совсем простого свойства. От стакана воды становится легче – отступает дискомфорт, вызванный температурой. Тело кажется чужим, беспомощным и больным. Кажется, что вампир – всесилен, что один укус и ты – высшее звено в цепи питания. Но плата высока. Сперва ты умираешь – мучительно и болезненно, – а потом справляешься с недугом, пока твое тело окончательно трансформируется и перерабатывает яд. Мне душно и отвратительно, и только с помощью Джонатана в одной рубашке я выхожу на улицу, чтобы сесть на крыльцо, ступнями зарываясь в снег, такой редкий для Англии, молча смотря на огромное чернеющее небо, сплошь усыпанное далекими звездами.

Рану на шее тянет и я, взяв в ладонь целую горсть снега, прижимаю его к укусу, испуская тихий надломленный стон. Я чувствовал себя смертельно больным, но с каждым часом мне становилось лучше, хотя общее состояние вряд ли можно было хотя бы с натяжкой назвать удовлетворительным. Джонатан садится рядом, чтобы позволить мне прислониться, устало укладывая голову на плечо.

Это все, что мне удалось вспомнить о том дне, когда я отдался демону во мне.

Он смотрел на меня больными глазами и молчал. Укутавшись в теплое одеяло, Уильям сидел на кровати, то и дело вздыхая. Его грудь вздымалась тяжело, словно бы ему приходилось прикладывать усилие, чтобы наполнить легкие воздухом. Он не должен был дышать – я не дышал, стоило мне стать вампиром. Нелегко смотреть на близкого человека, который выглядит так, словно неизлечимо, смертельно болен, и виной этому ты сам. Я вытащил из портсигара самокрутку с неплохим табаком и закурил. Стоило сделать первую затяжку, как самокрутка исчезла из моих рук и оказалась в руке Уильяма, между тонкими трясущимися пальцами. Он поднес ее к губам, обхватил и сделал вдох – глубокий, прикрыв глаза, а потом также молча отдал папиросу обратно. И все-таки заговорил.

– Сколько дней меня не было? – Его голос звучал хрипло и приглушенно, и каждое слово давалось ему с трудом. Впрочем, я видел, что после пробуждения – прошло не менее часа, – ему стало лучше.

– Три ночи, Уильям, – забрав самокрутку, я продолжил курение. – Я думал, что ты не очнешься.

– У тебя получилось? – Он имел ввиду обращение. – Правда получилось?

– Я не знаю, – когда папироса стала жечь пальцы, я выбросил ее в камин. – Ты что-нибудь чувствуешь? Что-нибудь необычное?

– Я чувствую, – Уильям задумался на какое-то время, безотчетно потирая шею. Его пальцы были ледяными, и не только потому, что он замерз в снегу. – Усталость и боль в горле. Словно выбрался из пустыни, отвратительная жажда.

– А сердце бьется? – Он, сперва взглянув на меня, расстегнул рубашку и приложил ладонь к груди. И провел так не меньше минуты.

– Нет, – голос звучал так, словно бы для него это было откровением. – Не бьется, Джон. Не бьется! – Столько паники и удивления я не ожидал. Присев на кровать, я взял лицо Уильяма в руки и серьезно посмотрел в его глаза.

– Значит, у нас получилось, – выдохнул я и обнял своего новообращенного вампира. – Слава дьяволу.

– Я думал, что очнусь и буду голоден, как обезумевший зверь, – Уильям протянул неуверенно, словно стеснялся собственных слов.

Поразмыслив некоторое время, перекатывая в руках вторую самокрутку, я пришел только к одному возможному, наиболее логичному умозаключению, которое не преминул возможностью высказать:

– Думаю, все дело в том, что ты не можешь по-настоящему захотеть то, чего ты никогда не пробовал. Знаешь, как с плотской любовью.

– Тело желает, но разум не осознает?

– Именно, Уильям. Ты ощущаешь жажду, и тебе кажется, будто бы вся вода мира не сможет утолить ее. Лишь потому, что ты не знаешь, какого именно свойства твоя жажда. Ты готов испивать стакан за стаканом воды, бутылку за бутылкой вина, чтобы избавиться от этого ощущения, но всего лишь несколько глотков теплой крови, живой крови, избавят тебя от этого продолжительного страдания.

– Разумно, – Уильям кивнул, внимательно слушая.

– Но дело в другом, и, думаю, что это беспокоит меня не безосновательно. Один глоток крови, когда ты наконец-то ее попробуешь, может, если не свести тебя с ума, но разбудить того самого зверя, который сейчас в тебе не показывается.