Юджин О’Нил - Луна для бездольных

Джози (на лице отвращение – запинаясь). Как ты мог! (Инстинктивно отпускает его и отстраняется.)

Тайрон. Как я мог? Не знаю. Наверное, была безумная мысль, что она поможет мне забыть… Что́ там, в багажном вагоне.

Джози. Не надо. (Отстраняется еще больше, чтобы он поднял голову с ее груди. Он этого как будто не замечает.)

Тайрон. Нет, наверное, не это. Я как будто и не хотел забыть. Будто исполнял какой-то замысел. Блондинка… она не имела значения. Она была принадлежностью в замысле. Будто я хотел отомстить – за то, что остался один и знаю, что пропал… и нет никакой надежды… Что осталось только упиться до смерти, потому что некому меня спасти. (Лицо его твердеет с жестоким выражением, а в тоне какое-то жутковатое довольство.) Не забывал даже в объятиях этой свиньи. Я вспомнил последние две строки паршивой слезливой песенки, которую слышал в детстве – и все пел ее про себя.

Джози (в смятении). Джим!

Тайрон. Не мог перестать. Не хотел перестать!

Джози. Джим, ради бога! Я не хочу слушать!

Тайрон (после паузы – глухо). Это – все. Только так был пьян, что не пошел на похороны.

Джози. Ох! (Отодвинулась на самый край лесенки. Он только теперь это заметил – повернулся и смотрит на нее.)

Тайрон (глухо). Дотронуться до меня боишься? (Механически пожал плечами.) Извини. Я совсем дурак. Зачем рассказал.

Джози (ужас в ней отступает, возвращается любовь, сострадание и желание защитить. Она придвигается к нему и говорит сбивчиво). Не надо, Джим… Не говори… что боюсь дотронуться… Это… Неправда. (Кладет руку ему на плечо.)

Тайрон (словно не слышал – с тоской). Хотел бы поверить в спиритскую чушь. Сказал бы ей: от тоски по тебе, не мог простить, что бросила меня…

Джози. Джим! Ради бога!

Тайрон (не слыша). Она бы поняла и простила, как думаешь? Она всегда прощала. Она была простая, добрая, чистая душа. Она была прекрасная. Ты такая же в душе. Поэтому тебе и рассказал. (Вдруг – цинично и грубо.) Ошибка. Дурь. Не слушай. Пора мне двигаться. Не нравится мне твоя луна, Джози. Она реклама прошлого. (Декламирует с насмешкой.)

(Завозился.) Успею на последний трамвай до города. Там будет какой-нибудь кабак открыт, и пьяный смех. Мне нужен смех. (Хочет подняться.)

Джози (обхватывает его и усаживает. Возбужденно). Нет. Не пойдешь! Не пущу! (Обнимает. Мягко.) Джим, дорогой, я поняла. И горжусь, что ты пришел ко мне, поверил, что люблю тебя. Что я одна на белом свете пойму тебя и прощу. Я простила!

Тайрон (опять опускает голову ей на грудь – просто). Спасибо, Джози. Я знал, что ты…

Джози. Как и она прощает, слышишь? Любит, понимает и прощает!

Тайрон (просто). Да, я знаю, она… (Замолк.)

Джози (склоняется над ним с материнской нежностью). Да. Не уходи, милый. Тебе не смех в кабаке нужен. А поплакать у нее на груди и попросить прощения. (Лицо у него искажено. Он прячет его у нее на груди и рыдает. Она обнимает его еще крепче и, глядя на луну, ласково говорит.) Она слышит. Я вижу ее в лунном свете, ее душа укутана в него, как в серебряную одежду. И знаю, меня она тоже поняла и простила, на мне ее благословение. (Пауза. Рыдания его затихают. Она смотрит сверху на его лицо и успокаивает, как ребенка.) Ну, всё. Всё. (Он смолк, и она продолжает, тоном ласкового выговора.) Тоже хорош – хотел уйти от меня, когда ночь только началась, а я тебе обещала, что она будет не такая, как все другие. И не поползет за грязным окном рассвет, а разгорится в небе, как Господне обещание покоя для усталой души. (Слегка улыбается удивленно.) Слыхал, Джим? Я, наверно, поэт. Кто бы мог подумать? Что творит любовь с человеком! (Пауза. Джози смотрит на него сверху. При свете луны его лицо у нее на груди выглядит изможденным и бледным. Спокойным, обессиленным – это смертный покой. Она на секунду пугается. Потом, сообразив, тихо шепчет.) Уснул. (Воркует, баюкает.) Вот и хорошо. Спи спокойно, милый. (Вдруг страдальчески, с тоской.) Джим, Джим, моя любовь еще могла бы спасти тебя… если бы сильно была нужна. (Качает головой.) Нет. Не будет этого. (Она переводит взгляд с его лица на небо. Она устала, вид у нее убитый. С вымученной улыбкой.) Господи прости, хороший конец всем моим хитростям: сижу, прижавши мертвеца к груди, и луна глупой мордой ухмыляется сверху – вот ей потеха!