Гуго фон Гофмансталь - Драмы

Парис. Так жарко веет этот знойный воздух.

Тицианелло( улыбаясь ). Бедняжка, ты не спал всю ночь!

Джанино( приподымаясь, опершись на руку ).
Да, правда,
Я в жизни первый раз не спал всю ночь…
Откуда знаешь ты?

Тицианелло. Я ощущал
Вблизи твое дыханье, а потом
Ты встал и сел поодаль на ступени.

Джанино.Казалось мне, как будто странный зов
Пронесся среди синей томной ночи.
И сна в природе не было: она
Дышала тихо влажными устами, —
Раскинувшись лежала в тьме глубокой,
Прислушиваясь к таинству молчанья.
Мерцанье звезд струилось непрерывно
На мягкую неспящую траву,
И соком наливалися как кровью
Плоды тяжелые при свете ярком
Луны, и серебрились все фонтаны
Ее лучам сверкающим навстречу.
Проснулись чудных звуков сочетанья,
И там, где тень скользила облаков,
Я слышал, будто мягко выступали
Нагие ноги… Тихо я поднялся —
Лежал я прежде около тебя.

Тогда во тьме пронесся сладкий звук,
Как будто флейта тихо застонала,
Которую в раздумье держит фавн
В руке своей из мрамора – вот там,
У группы темных лавров, близ цветов.
Я видел, как стоял он неподвижно,
Блистая белым мрамором, вокруг
В мерцанье серебристо-голубом
Летали пчелы, жадно опускались
На красные раскрытые плоды
Гранатов, соком спелым опьяняясь
И ароматом ночи. И когда
С дыханьем тихим тьмы мое лицо
Благоуханья сада обвевали,
Мне чудилось, что веяли вблизи
Колеблемые складки мягких тканей,
Что теплая рука меня касалась.
При свете лунном, шелковисто-белом,
Кружились мошки роем иступленным,
А на пруду лежал смягченный блеск —
Дрожал, переливался, серебрился…
Не знаю, лебеди белели там
Или наяд купающихся плечи…
И несся запах алоэ, как будто
Смешавшись с нежным запахом волос
Любимой женщины… И все сливалось
В могучее, роскошное виденье…
Бессильна речь, и чувства умолкают.

Антонио. Достоин зависти, кто видит это
Во тьме ночной – и так переживает!

Джанино.Я в полусне пошел потом туда,
Где виден город, как он спит внизу
И кутается в чудные одежды,
Которые и месяц и волна
Соткали над его волшебным сном.
Приносит ветер ночи его лепет
Сюда в наш сад, – таинственные звуки,
Чуть слышные, манящие тревожно
И странно грудь гнетущие тоской.
Я слышал часто их, теперь же понял
И многое внезапно разгадал.
В молчанье каменном раскрылась мне
Вакхическая пляска красной крови,
Таинственного отблеск видел я
В мерцанье крыш под лунными лучами:
И понял я внезапно: город спит,
Но бодрствуют страданье, опьяненье
И ненависть. И дух и кровь не спят,
Течет волна живой, могучей жизни.
Владеем ею мы – и забываем…

Я пережил так много в эту ночь —
И утомился.

Дезидерио( у ограды, к Джанино ).
Видишь ли ты город?
Окутан в золото, лежит он там
В лучах вечерних жаркого огня
И в серебристо-розовом тумане,
Внизу чернеет теней синева…
Он манит чистой, ясной красотою!
Но в этой дымке розовой живут
Уродство, безобразие и пошлость,
Там звери и безумные таятся,
И то, что мудро, даль от нас скрывает —
Противно, отвратительно и мутно…
Там люди красоты не признают,
И называют нашими словами
Свой жалкий мир, но все же по-другому
Мы радуемся, думаем, скорбим!
Когда охватит душу крепкий сон —
Мы спим не там, и наши сны не схожи:
Здесь спят цветы пурпурные, и змеи
Спят золотые, спит гора, в которой
Титаны молотом тяжелым бьют…
Они же прозябают в забытьи
Как в раковинах устрицы морские.

Антонио( приподнимаясь ).
И потому решеткою высокой
Велел учитель оградить наш сад,
И потому сквозь заросли густые
Не изучать – угадывать должно
Тот внешний мир.

Парис( тоже приподнимаясь ).
В этом состоит
Ученье о путях сплетенных.

Батиста( тоже приподнимаясь ).
В этом
Великое искусство глубины
И таинство сомнительного света.

Тицианелло( с закрытыми глазами ).
И потому так много красоты
Таят полуразвеянные звуки,
И потому так манят нас слова
Неясные умершего поэта
И все, о чем тоскуем, отрекаясь.