Если не врет календарь,
он еще будет не завтра,
он не наступит внезапно,
ну, а придет – не беда!
Мы принимаем гостей.
Мы его встретим, как люди:
музыкой поздних прелюдий,
рифмой на желтом листе.
* * *
1
Мягко стелет ноябрь, и спать на снегу не жестко.
Потолстевшие птицы клюют семена и просо.
Дворник вертит метлой разноцветной – красной, желтой, —
разгребает сугроб.
А в сугробе стынет философ.
«Ты замерзнешь, философ! Тебя к декабрю не хватятся!
Ну а если найдут – то найдут изо льда скульптуру!»
Осень катится в зиму.
Зима же к весне закатится.
Ты растаешь.
Войти не успеешь в литературу.
2
Смеется радостно философ —
он разрешил вопрос вопросов:
добро ли, зло ли – все едино!
И то, и то – непобедимо!
«Вчера был дождь. Деревья мокли…»
Вчера был дождь. Деревья мокли,
и зонт над нами плыл не зря.
Сегодня в приоткрытых окнах —
сырая свежесть ноября.
Уже и тучи не плакучи.
Дымами серыми клубясь,
золою мокрою сыпучей
неровно покрывают грязь.
Темно и скучно. Ищет прозы
перо в сравнениях глухих.
Предзимье сменится. Морозы
нам свяжут белые стихи.
«Похрустывает снег. Нам нечего стыдиться…»
Похрустывает снег. Нам нечего стыдиться,
поскольку добела зима отмыла нас.
Снежинки пляшут степ и тают на ресницах.
Иду, уже почти не открывая глаз.
Вокруг белым-бело. Декабрьский день неярок,
но светел. И в глазах – не слезы, а вода.
С куста роняет брань ворона-перестарок,
браня меня за два отчетливых следа.
Ну да, я наследил. Ну да, накуролесил.
Но что ты там плетешь? Что каркаешь, карга?
Внезапный ветерок с небес сдувает плесень.
А я иду, следы слагая по слогам.
Снегири летают стаями,
красной грудью козыряя.
Снег. Поземка горностаева.
Ветер голову теряет.
Солнце скрыто серым крошевом.
Света мало. Ветра много.
Заметает он из прошлого
в настоящее дорогу.
«Еще до января – как до Луны…»
Еще до января – как до Луны.
Еще не все на свете сочтены
домашние и прочие дела.
Еще пурга следы не замела,
что протоптал я от крыльца к реке.
Еще морозы ходят налегке.
Еще осенним помнится тепло.
Но на реке уже блестит стекло,
и медленней воды тяжелый ход.
И вот – январь, луна – и Новый год.
Мы пьем вино. И никакой беды,
что от крыльца к реке – мои следы.
* * *
Снега еще чисты, хотя уже волнисты.
Число в календаре такое, что – пора!
Скользя на виражах, бегут биатлонисты.
Пылает на сосне янтарная кора.
Еще чисты снега. Весна еще робеет.
Еще не завтра ждет нас торжество стихий.
Скрипит некрепкий наст, и ветерок слабеет.
И новые стихи – расплатой за грехи.
Какое чудесное утро!
Скрипит под подошвою март.
Не хочется поминутно
разглядывать циферблат,
а хочется топать и топать,
сверкая осколками сна,
и дырки на памяти штопать.
И думать: вот и весна!
«То снег мешается с дождем, то дождь со снегом…»
То снег мешается с дождем, то дождь со снегом.
Весна такая – доживем ли до тепла?
Но каждый раз зима спасается побегом,
топя в потоках мутных белые дела.
Она бела была. Ей дела было мало,
что все изменится, что все – не насовсем.
Но замечталась. Зазевалась. Прозевала.
И белый снег стал черным настом – и осел.
Еще кусается, снежок с дождем мешая,
еще пытается поставить на своем…
Снежок в апреле – неприятность небольшая.
И мы зиме уже надежд не подаем.
«Апрель дребезжит водостоком…»
Апрель дребезжит водостоком.
Весна, как обычно, права.
Выходит поэзия боком.
Неровною строчкой – слова.
А я и не знаю – ну как мне
звериной тоски избежать?
И падают капли на камни.
И вороны в небе кружат.
«Вот и снова снежок невпопад…»
Вот и снова снежок невпопад.
Но теперь он надолго не ляжет.
Скоро, скоро грачи прилетят
и скворцам панихиду закажут
по морозам, по лютым ветрам,
по зиме, что советницей статской
разлеглась по горам и дворам.
Ей придется с апрелем считаться.
Читать дальше