Андрей Платонов - Четырнадцать красных избушек

Ксенияприносит двух грудных детей. Одного отдает Суените, другого оставляет у себя.

Ксения. Давай чужих кормить, а то молоко в голову бросится, от горя помрешь. (Уходит, баюкая ребенка.)

Суенита (разглядывая ребенка) . Почему у него такое скучное лицо?.. (Дает ему в рот свою грудь.) Он не сосет молоко из моей груди!

Хоз. Положи его на землю, Суенита. Твой ребенок, наверное, хочет умереть.

Суенита. Он один останется – на всем свете, без нас и без жизни!

Хоз. Не тоскуй, Суенита. Ты зачала его, шутя, веселясь и задыхаясь, зачем же раздражаешься теперь? Это несерьезно… Что тебе один ребенок! – Ты качаешь в своих бедрах, как в люльке, целое будущее человечество. Подойди ко мне!

Далекий, невнятный гул летящего аэроплана.

Суенита. Я не слышу тебя, старичок. Мне трудно сейчас…

Приходит Антон, обвязанный на голове тряпками от полученных ранений.

Антошка! Бери коня. Скачи в район к телефону – кричи в ГПУ на Каспийское море. Чего раньше не гнались за кулаками?

Антон. Съедобную пищу из всякого брачного праха организовали: нервничать некогда было! Тем более все равно бдительность на границах у нас сугубая – никто не уплывает!

Усилившийся гул: летит аэроплан.

Суенита. Аэроплан летит! Антошка, пускай он спустится, мы на нем кулаков догоним!

Антон (глядя в высоту) . Спущу! Я враз спущу! Никогда на машине не летал! Великая техника, все сердце гремит, так и хочется крикнуть – вперед!

Хоз. Ты сигналов не знаешь?

Антон. Я член Осоавиахима. Я зажгу костер и пущу дым государственной опасности, а тебя надо арестовать: ты мой ум рассеиваешь!.. (Исчезает.)

Хоз. Спит твой ребенок.

Суенита. Спит мой мальчик. (Укрывает ребенка и кладет его в сенях на лавку.) Все теперь спят – на земле и на море. Только один далекий ребенок кричит сейчас на нашем маленьком корабле… Он меня зовет, он без защиты там! Я в воду брошусь, я уплыву к нему в темноте…

Хоз (приближаясь к Суените) . Не шуми, девочка, наша судьба беззвучна. (Обнимает Суениту и склоняется около нее.) Я тоже плакать с тобой хочу и тосковать около твоей нищей юбки, у пыльных ног твоих, где пахнет землею и твоими детьми.

Обнимает ослабевшую Суениту и держит в объятиях.

Далекий стихающий гул удаляющегося аэроплана.

Хоз. Целый век грусти я прожил, Суенита. Но теперь я нашел твое маленькое тело на свете, теперь я тоскую по тебе, как бедный печальный человек. Я хочу смирно зарабатывать свои трудодни.

Суенита (слегка гладя Хоза) . А ты живи с нами до смерти в пастушьем колхозе и радуйся помаленьку. Поедешь в район и сдашь курс счетовода.

Входит Антон.

Антон. Промчался в высоте без остановки! Но я еще подкараулю: они летают тут часто по великому маршруту. Буду ходить и сигналы жечь из огня всю ночь! (Уходит.)

Суенита уходит в сени и склоняется там над спящим ребенком.

Хоз подходит к плетню. Он стоит молча небольшое время.

Вечер стемнел в ночь.

Хоз. Жульничество! (Маленькая пауза.) Какое всемирное, исторически организованное жульничество!.. И ветер, дескать, как будто грустит, и бесконечность обширна, как глупое отверстие, и море тоже волнуется и плачет в берег земли… Как будто все это действительно серьезно, жалобно и прекрасно! Но это бушующие пустяки!

Суенита (из сеней) . Дедушка, с кем ты напрасно разговариваешь?

Хоз. Ах, девочка, Суенита, это жульничество! Природа не такая: и ветер не скучает, и море никого никуда не зовет. Ветер чувствует себя обыкновенно, за морем живет сволочь, а не ангел.

Является Антони проходит.

Антон. Никто не летит. Одна тьма на свете и море шумит.

Антонуходит. Суенита идет в избу, возвращается с зажженной лампой и садится за стол заниматься.

Суенита. А почему вы такой умный?! Может, вы тоже – так себе старичок!

Хоз. Я не умный. Я жил сто лет и знаю жизнь от привычки, а не от ума.

Суенита. А кто такие жулики, почему их не расстреливают, чего они думают?

Хоз. Они думают, как и я: мир существует по поводу одного пустяка, который давно забыт. Они обращаются поэтому с жизнью как с заблуждением – беспощадно… Дочка, иди я тебя поцелую в голову.