С а б у н о в. Опять Настька что-то выдумала. Она вечно устраивает. (Настеньке.) Возьми пальто, повесь на гвоздь и убирайся отсюда.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Я боюсь, что не вовремя я…
С а б у н о в (грозно) . Как — не вовремя?
Н а с т е н ь к а. Нет, что вы! Мы как раз специально вас ждали! То есть я хочу сказать… Люба с утра дома. Я сказала? Люба сегодня выходная, днем бегала на рынок, потом торопилась платье починить, а тут ни с того ни с сего вы свалились, просто кошмар. Господи, что я… (Убегает.)
С а б у н о в. Ну? Видал! Это вот и есть ивашинская порода, мелкая рыба. Я всех своих так делю: на ивашинских, это по жене, и на своих — на сабуновских. А то еще у меня перчихинское отродье есть — Елизавета, жена моего старшего, но эта не в счет. Старика-то Ивашина знавал?
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Нет.
С а б у н о в. Кондуктора Ташкентской железной дороги? Отца моей жены Голгофы? Ну, да ты молодой, где тебе. А был он вылитая Настька: суетливый и дурак. И здоровье не то. Я считаю, он моего Алексея чахоткой наградил. Рядом с ним Сабуновы как огромные дубы. Мой отец женился вторично, когда ему стукнуло семьдесят лет. А в семьдесят пять он свернул челюсть товарному кассиру станции Туркестан, когда тот сунул ему взятку.
Появляется Л ю б а. Она в своей обычной аккуратной железнодорожной курточке.
Л ю б а. Отец позабыл, что вы давно знаете все истории про Сабуновых.
С а б у н о в. Про кассира он не знает.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч (улыбнулся) . Знаю.
С а б у н о в. Ну, тогда не знаешь, почему я свою жену прозвал Голгофой. Это из священного писания и обозначает — высшие муки.
Л ю б а. Так ведь тогда вы для нее были Голгофой.
С а б у н о в. Жена всегда Голгофа. Понимать надо. (Андрею Николаевичу.) Не унывай, Андрюша. Я пошел. (Идет к двери.) И соображай! Люба у меня «сабуновская», не «ивашинская». Не мелкая рыба. И ты давно уж в нашем доме свой. (Хитро подмигнув, ушел.)
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Постарел Никита Федорович.
Л ю б а. Вы давно у нас не были, чуть не с самой войны.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. В июле сорок первого. Время какое! Фашисты у Волги, к Кавказу подобрались. Из Баку — один путь — наша дорога. Минуты свободной не остается.
Л ю б а. Я знаю. И у нас тоже, а ведь раньше — на что тихо жили.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Да. Но вот все-таки приехал.
Молчат. В дверь просовывается Г а л и н а В а с и л ь е в н а.
Г а л и н а В а с и л ь е в н а (шепотом) . Что? Гости?
Н а с т е н ь к а (делает страшное лицо) . Идите, идите, не до вас.
Утаскивает ее. Люба наливает вино и ставит тарелку перед гостем.
Л ю б а. Прошу вас, угощайтесь. Бедно у меня. Кручусь целый день, так что по домашности не успеваю.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Я думаю, что теперь больше, чем когда-нибудь, семья должна быть.
Л ю б а. Я согласна.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Без семьи человек ноль. Вот и я мыкаюсь, ни к чему не пристал.
Л ю б а. Я понимаю, хотя у меня Витюша, да и Настенька тоже, а вы одни.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Конечно. И к тому же вы в своем одиночестве крепко на ногах стоите. Витюшку, может, и напрасно взяли, но честь вам, Любовь Никитична.
Л ю б а (улыбнулась) . Говорить нечего, немало терплю я с ним. Вроде бы и обуза он. А на самом деле — какая обуза? Нет, правда, сколько радости! Как ни устану, а помню, должна я быть на высоте. Витюша растет у меня, знаю — ради чего живу… Фу ты, расхвасталась. Что ж не угощаю вас! Выпейте, прошу вас.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Так ведь разве хвастаетесь? (Поднял рюмку.) За ваше счастье пью.
Л ю б а. А я не знаю, где оно — счастье? Может, оно и есть уже у меня, а может — будет?
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Безусловно, будет.
Л ю б а (опуская глаза) . Знаю только — надо жить коли не для себя, так для малого, для него.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. И для себя, и для него. (Пьет.)
Молчат. Высовывается Н а с т е н ь к а и тотчас скрывается.
Я писал Никите Федоровичу, что заеду и буду говорить с вами.
Л ю б а (тихо) . Я письмо это прочла.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч (улыбнувшись) . Тогда нечего и добавить. Решайте.
Л ю б а. Я… я… думала… (Закрывает лицо руками.)
Не вытерпев, снова высовывается Н а с т е н ь к а, Андрей Николаевич не видит ее. Молча закусывает.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Вы человек рассудительный, и это очень хорошо. Выслушайте меня.
Л ю б а (совсем тихо) . Я слушаю.
А н д р е й Н и к о л а е в и ч. Вам известно, живу я в Ташкенте. Езжу теперь начальником поездов и маршрутов специального назначения. Не скрою, приходится бывать и поблизости фронта. Работа у меня серьезная. И меня ценят. В районе вокзала у меня большая комната с террасой. Тут же — садик. Не скажу — большой, но фруктовый. У нас имеется закрытый распределитель и столовая повышенного типа. Одним словом, с этой стороны вам будет не в пример легче. И расчет тут полный. Я живу хорошо.
Читать дальше