Сергей Ермолинский - Синее море

Г р и б о е д о в (не видит его, привстал) . Сон… Опять сон… И как будто из тьмы — Главный штаб, Петропавловская крепость…

Б у л г а р и н. Александр, опомнись! Что с тобой?.. Ты у меня, у своего первейшего друга, у Фаддея Булгарина…

Г р и б о е д о в. Там свеча, тут темно…

Б у л г а р и н. Опомнись, опомнись, что за вздор! Сколько лет прошло! Все переменилось и все забыто…

Г р и б о е д о в (думая о своем) . Да, да, это ты.

Б у л г а р и н. Разумеется, я! У тебя удача, успех! Государь удостоверился, что подозрения против тебя напрасны, и вот ты опять на дипломатической службе. И какой! Тифлис, Армения, Персия! Победоносный мир в Туркманчае, достигнутый силой твоего ума, потряс буквально весь Петербург! Тебя встретили пушечными салютами, ты гость желанный в лучших домах…

Г р и б о е д о в. Постой. (Сидит на диване, покачиваясь.) Я лежал и думал… Три, нет… два года тому назад меня допрашивал тот самый граф Левашев, с которым я обедал сегодня…

Б у л г а р и н. Он очень расположен к тебе.

Г р и б о е д о в. Расположен?.. Постой, еще не все. Был на обеде также и Павел Васильевич Голенищев-Кутузов. Знаешь его?

Б у л г а р и н. Немножко. А что?

Г р и б о е д о в. Не притворяйся — хорошо знаешь. Он как раз и распоряжался повешеньем пятерых, скомандовав: «Вешать снова!», когда один сорвался. Теперь — полный генерал.

Б у л г а р и н. Не надо об этом, прошу тебя.

Г р и б о е д о в. Изволь, молчу.

Б у л г а р и н. Не смейся, думаешь, мне легко?

Г р и б о е д о в. Неужто трудно?

Б у л г а р и н. Мое польское происхождение. Моя дружба (шепотом) с некоторыми из погибших…

Г р и б о е д о в. Из повешенных. И со мной.

Б у л г а р и н. От дружбы с тобой я никогда не отказывался, Александр, никогда!

Г р и б о е д о в. Да, конечно. Но я не верю в бескорыстие отношений человеческих. (Встал.) Не беспокойся обо мне. Все эти сны и мысли не более как от тяжелого обеда.

Б у л г а р и н (обрадовался, что тема разговора переменилась) . Ты должен привыкать к разным обедам. А когда — в Персии, с персиянами? (Зажигает свечи на столе и у книжных полок.)

Г р и б о е д о в. Помилуй, там не едят так много. И к тому же нам быть еще сегодня на бале.

Б у л г а р и н. О! Граф Нессельрод попросту не приглашает! Я жду от него больших известий для тебя.

Г р и б о е д о в. Избави бог. Я постараюсь улизнуть пораньше.

Б у л г а р и н. Э, нет! Я сам пробуду до конца, хотя мне еще статью писать. (Располагается на диване, благодушествуя.) Да! Статью! Вот, брат, какая жизнь. Уж и сил не хватает. Поверишь ли, сегодня опять в цензуру таскали. Как так, говорят, у вас описание Санкт-Петербурга, а погода, пишете, плохая. Почему — плохая? Не намек ли?

Г р и б о е д о в. Значит, про погоду — нельзя.

Б у л г а р и н (озабоченно) . Сухость получится. Читатель не любит сухости. Мне нужно, чтобы было бойко, а то одни цензоры и будут читать.

Г р и б о е д о в. В цензуре ли дело? Была бы мысль…

Б у л г а р и н. Да, да! Я от тебя сочинений жду, от тебя! Кто же другой, как не ты, коварных персиян вокруг пальца обвел? Что тебе цензор? Уж тут, наверно, выйдет!

Г р и б о е д о в. Наверно. Да ведь только, Фаддей, писать надо свободно, иначе не стоит и писать.

Б у л г а р и н. Так-то оно так, однако же все хитрят. Жить надо, жить! Вот, рассказывают, и Пушкин пишет барабанную поэму «Полтава», чтобы отличиться…

Г р и б о е д о в. Пушкин? Военную поэму?

Б у л г а р и н. Хитрость, не более того! Вот то-то! И ему прощают! Это мне не прощают! Что я имею за труды свои? Его жалуют! Дуэлиста, эпиграммщика, грубияна! А мне чуть что — на вид!

Г р и б о е д о в. Чересчур послушен.

Б у л г а р и н. Моя газета, мои книги — разве они не усугубляют славы российской?

Г р и б о е д о в. Усугубляют. «Полтава», говоришь? Что еще слышал о Пушкине? Где он сейчас?

Б у л г а р и н. Что Пушкин, Пушкин! Моего «Выжигина» на несколько языков перевели. Недавно англичанин приходил. Тоже намеревается…

Г р и б о е д о в. Честь какая! Перед каждым заморским проходимцем гнешь спину. Эх, ты!.. Я другому завидую. (Резко повернулся.) Что я такое в нашей русской литературе?! Безвестный автор одной ненапечатанной комедии!

Б у л г а р и н. Побойся бога!..

Г р и б о е д о в. Может быть, и писать-то не умею. А мечтаю о Шекспире! Готовый план трагедии в голове…

Б у л г а р и н (даже привстал) . Что? Тра-гедии?!

Г р и б о е д о в. Но ведь ты другое мне советовал?! Цензору угождать! Служить! Особенно когда сам государь император жалует.

Б у л г а р и н. Знаю. Душевно рад. Горд!.. Но… еще и трагедия! Александр! Подумай! Твоим умом, твоим талантом!