Лев Митрофанов - Суд матери

З в е з д и н. Уф… А знаете, снег на берегу и тот совсем иной: солнцем пахнет!

А д а м о в. Выпили?

З в е з д и н. Шесть месяцев на твердой земле не стоял. Из-под ног уходит…

А д а м о в. Где сейчас находится ваш караван? Отметьте на карте.

З в е з д и н. Вот здесь, в квадрате «С», «А», 14—49.

Все склонились над картой.

А д а м о в. Почему потеряна с вами связь?

З в е з д и н. Вошли в полосу геомагнитных бурь.

Б ы л и н и н. Да, Север — не теща…

З в е з д и н. Когда объявили, что идем в Заполярный, верите, от радости моряки, думал, корабли в щепки разнесут… А следом — точно бомба! — приказ пробиваться дальше на север. Как говорится, из пламени да в прорубь! Так ведь и чугун треснет… Друг на друга люди смотреть уже не могут — до зеленых чертей надоели.

Б ы л и н и н. Приказ этот, Константин Васильевич, я собственной кровью писал…

А д а м о в. Капитан, учитывая сложившуюся обстановку, какое ваше решение?

Пауза.

З в е з д и н. Идти дальше на север.

А д а м о в. Но вы же сами только что…

З в е з д и н. В сложившейся ситуации это единственное разумное решение. Идти на север!

А д а м о в. Изложите это в рапорте.

Б ы л и н и н. Константин Васильевич, здесь, в Заполярном, ваша жена.

З в е з д и н. Что? Томка? Прилетела встречать караван из Ленинграда…

А д а м о в. Вы свободны… на три часа, Звездин.

Звездин покидает кабинет.

Б ы л и н и н. Отличный, знающий капитан.

А д а м о в. А главное, в наших руках будет еще одно авторитетнейшее подтверждение. (Вдруг.) Ну, а теперь, Михаил Михайлович, я подчиняюсь приказу Центра и принимаю твою отставку. В р е м е н н у ю отставку. И сразу же издаю свой приказ: «Назначить Былинина М. М. начальником первого каравана!»

Б ы л и н и н. Меня? В караван?!

А д а м о в. Только вы, и никто другой, в состоянии будете справиться с этой задачей.

Б ы л и н и н. Хорошо, ну а Звездин?

А д а м о в. Там мне нужен человек, которому я могу всецело доверять. А благородство… Сейчас на карту поставлено все. Арктика… Сами же говорили, что работаем во фронтовых условиях, тут уж не до сантиментов.

Б ы л и н и н. Да, тебе дадена власть…

А д а м о в. Знаете, Михаил Михайлович, отчего наши беды? Приходится столько руководить, что бывает некогда и о… человеке подумать. И вообще о чем-то постороннем.

Б ы л и н и н. Нет уж, давайте думать сразу обо всем, а командовать — потом!

А д а м о в. Прошу вас выполнять мой приказ.

Былинин козырнул, направился к выходу.

Михаил Михайлович…

Былинин задержался.

В добрый вам час!

З а т е м н е н и е.

В таком же срубе — видимо, типовом в этих условиях — комната Звездина. Свежеоструганные бревенчатые стены, казенная мебель: стол, кровать-диван, стулья, радиола с приемником.

Здесь Т а м а р а и Л ю д а, они производят уборку.

Т а м а р а. Верите, когда вошла в его комнату, села на стул, представила себе, как он здесь живет иногда один, да как зареву…

Л ю д а. Ой, взгляните только, что у него под диваном! (Достает обломок какого-то весла, старый спасательный пояс, наконечник гарпуна, сигнальные флажки.)

Т а м а р а. Сувениры: уходит с одного корабля на другой, вот и берет что-нибудь с собой на память. У нас в Ленинграде квартира стала похожа на склад вещей, забытых… сумасшедшими. И попробуй что-нибудь выбрось!

Л ю д а. Все, полы вымыты!

Т а м а р а. Спасибо вам, Людочка, я бы и одна управилась: все равно делать нечего — самолеты из-за непогоды на Большую землю не летают.

Л ю д а. Посмотрите, а это что?

Т а м а р а. Его дневник! (Раскрыла, читает.) «Все проблемы, казавшиеся на берегу неразрешенными, в открытом океане представлялись смешными и надуманными. Здесь реальной действительностью были лишь силы природы…» «За что любят море? За то, что в нем, как в музыке, находят то, что не сбылось…» (Закрыла.) Тур Хейердал, «Путешествие на «Кон-Тики».

Пауза.

Л ю д а. Любите вы своего мужа. Без памяти. Нет, все мы, бабы, какие-то чокнутые. Вот на край света прилетели к нему, когда и в Ленинграде встретить было можно.

Т а м а р а. На два-три месяца позже. Нет, встречать — в нашей семье это стало традицией. Хоть на краю света.

Л ю д а. А в вашей семье тоже моряки?

Т а м а р а. Отец геолог, вечно в походах. И мама встречала его то в Норильске, то в Кушке, то в Хабаровске. Знаете, у нас дома фотография сохранилась: оба на одном ослике, на теле какие-то лохмотья болтаются, а кругом пустыня и отвесное солнце, почти не дающее тени… Хотела бы прожить свою жизнь так, как они.