Лев Митрофанов - Суд матери

А д а м о в. Да, приказ этот о зимовке кораблей в Заполярном, наверное, собственной кровью писали, теперь в глаза морякам и их женам смотреть не сможете…

Б ы л и н и н. Струсил, думаешь? Сколько существует советская власть? Вот почти столько лет и я в Арктике. Интуиция у меня: не пройдут!

А д а м о в. Сейчас двадцатый век, все опирается на науку.

Б ы л и н и н (стукнул ладонью по папке с документами) . Ты и Центр непогрешимо верите в это? Убежден?!

А д а м о в. Надо, Михаил Михайлович. Надо!

Пауза.

Б ы л и н и н (включил селектор) . Внимание! Говорит штаб. На семь ноль-ноль созвать всю оперативную группу. Повторяю…

В кабинете гаснет свет. Действие переносится на улицу. Здесь у столба с репродуктором собираются ж е н щ и н ы — это жены моряков каравана. Среди них З и н а и д а, Л ю д а и Т а м а р а. Несколько позже подходят А н н а и Р о с о м а х а. Из репродуктора продолжает звучать музыка.

З и н а и д а. Бабоньки, что слышно?

Т а м а р а. Былинин весь оперативный штаб к себе вызвал.

Л ю д а. Приезжий, мой земляк москвич, все это колобродит.

З и н а и д а. Ох, неспроста, чует мое сердце…

А н н а (подошла) . И охота была на морозе торчать? Шли бы вы все, женщины, по домам.

З и н а и д а. Не возникай, Анна, не до тебя тут.

А н н а. Хлопот да забот мне с вами… А что будет, когда караван в бухту зайдет, а? То-то и оно.

Т а м а р а. А может быть, прав товарищ сержант: что мы здесь столпились, чего ждем, музыки из репродуктора никогда не слышали?

Л ю д а. Женщины, потанцуем, а? У кого еще валенки не примерзли? А вон и кавалер топает!

Росомаху обступили.

З и н а и д а. В штабе был? Ну, чего молчишь?!

Р о с о м а х а. Дрянь дело.

Т а м а р а. Откуда вы это знаете?

Р о с о м а х а. У окон, в коридоре терся: в табачном дыму что в коптильне сидят… Здесь караван зимовать будет! (Стучит себя в отчаянии по голове.)

З и н а и д а. А он дурью мучается! Бабоньки, наша взяла! Здесь зимовать будут! Айда по домам пироги печь!

Восторг охватил толпу женщин. Смех, возгласы, поздравления, кто-то даже ударился в пляс. Толпа двинулась с площадки. Неожиданно в репродукторе смолкла музыка. Все вновь остановились. Молчит репродуктор, молчат и женщины.

Л ю д а. Что бы это значило? Не иначе как передадут экстренное сообщение.

Т а м а р а. Господи…

Г о л о с Б ы л и н и н а (из репродуктора) . Говорит радиостанция порта Заполярный. Начальник штаба Былинин. Товарищи, друзья! Матери, жены, близкие тех, кто в эти минуты находится в море, на трудном и героическом посту. Караван, который вы ждали, ради которого многие из вас прибыли издалека… караван не войдет в Заполярный.

Женщины застыли.

Мною отдан приказ капитанам идти дальше на север. Знаю, как ждут моряка на берегу. Но у моряка существует еще и долг. Пожелаем же им доброго пути. Счастливого вам плаванья!

Р о с о м а х а (вытирает мокрое от слез лицо) . Святой… Святой человек!

Т а м а р а. Невероятно, этого не может быть… Из Ленинграда сюда прилетела, все бросила…

Г о л о с а. Не одна ты! — Опять у портовой проходной до следующей весны куковать!? — Что же это, я в Одессе телеграмму мужнюю получила, примчалась сюда за тысячи верст!.. — Разнести все к дьяволу, пусть отменят приказ! Мы не у себя дома, каждая со своего гнезда сорвалась, детей бросили! — А я родителей больных в Калининграде оставила!.. — Ой, женщины, ой, милые!..

З и н а и д а. А ну, погоди, бабоньки. Айда все в штаб!

Г о л о с а. В штаб надо идти, в штаб!..

Толпа женщин двинулась. Росомаха пытается их сдержать.

Р о с о м а х а. А великий Маркс в женщине больше всего ценил слабость…

Г о л о са. Прочь с дороги, чучело!

Анна с трудом сдержала толпу. Милицейскую шапку сбили у нее набок, на шинели сорван погон.

А н н а. И не стыдно, женщины? А еще замужние…

З и н а и д а (ей) . А ты у нас ни девица, ни баба — казак твой в море не болтается!

А н н а. Тебе, Зинаида, Уголовный кодекс под нос сунуть? Чтоб наизусть выучила, полезно!

Р о с о м а х а. Ай-яй-яй! Такие женщины — и голову потеряли, а голову потерял — красоту растерял!

Первый порыв стихии миновал.

З и н а и д а. Ну, вы здесь как хотите, а я своего боцмана в море больше не пущу! В одиночку справлюсь: ящик коньяку домой приволоку, разую, разделу и запру на замок. Караван мимо пройдет, а там пусть на стену лезет, хоть мне физиономию бьет — оно еще лучше: пятнадцать суток отсидит, голубчик, зато всю зиму со мной!

Т а м а р а. Дорогие женщины! Я предлагаю собрать подписи всех жен и дать телеграмму в Москву. Пусть об этом произволе узнают все!