Павел Павловский - Тайна Пушкина

Т ю т ч е в. Жаждут веры, но о ней не просят… Растленье душ и пустота… Постыдный и преступный век!

Е л е н а. Грустно, грустно на белом свете!.. (Подошла к окну.) Дождь все не проходит, какой уж день. Капли падают, как слезы. (Поет, аккомпанируя на гитаре.)

Т ю т ч е в. И ничто не в состоянии разогнать душевный мрак. Забыться и не знать, не чувствовать, не видеть.

Е л е н а. Если бы это было возможно… Иди ко мне. Скажи мне что-нибудь ласковое. Меня ты любишь, как и прежде? Только правду говори!

Т ю т ч е в. Ты сомневаешься? Ты стала для меня всем… моею жизнью.

Е л е н а. Я все время боюсь, ты оставишь меня. Какая-то пытка.

Т ю т ч е в. Отчего у тебя такие странные мысли?

Е л е н а. Я чувствую… ты переменился ко мне. В твоих глазах какая-то затаенная грусть, все больше ты молчишь, так редко приходишь к нам с Лелей.

Т ю т ч е в.

Е л е н а. Ну уж… До старости тебе далеко. Да и главное для меня не в этом… Женщины все понимают. Ты искал спасенья у меня… в моей любви. Теперь и этого тебе не надо. (Поет.)

(Небольшая пауза.) «Знал», «любил» — ведь это обо мне… все в прошлом, будто ты со мною простился навсегда.

Т ю т ч е в. Почему ты думаешь, эти стихи посвящены именно тебе? Я написал их уже давно, года четыре назад.

Е л е н а. Может быть, другой? Признавайся!

Т ю т ч е в. Да полно, полно… О чем ты?

Е л е н а. Фальшивое и жалкое мое положение. А ведь не любовница я, жена твоя… более, чем Эрнестина Федоровна. Только любовь освящает брак, хотя… Все равно я грешница. Вина моя большая и перед богом, и перед людьми, перед женой твоею, твоими детьми. Я готова на коленях молить у них прощения.

Т ю т ч е в. О нас с тобой так много толкуют в свете. Анна требует от меня соблюдения внешних условий приличия, как будто это что-нибудь изменит.

Е л е н а. Она фрейлина при дворе и очень нравственна, ее можно понять. В свете все прощают, любую подлость… Все, кроме репутации.

Т ю т ч е в. Для меня их законы, их правила не имеют ни малейшего значения. Что до моих дочерей — я не думаю, что моя репутация как-то на них скажется. Тревожит меня другое. Совесть покоя не дает. Ненавижу себя за то, что создан таким. Ведь знаю, мучаю тебя, терзаю… Судьба твоя безрадостная… Но ты пойми, не смогу, не смогу я никогда уйти от семьи… Видно, уж так суждено, придется до конца испить эту чашу…

Е л е н а. Не надо жертв. Мы и так прогневили господа. А в Святом писании сказано: «Ни мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение и аз воздам», — говорит Господь». А я… Лишь бы ты любил меня.

Т ю т ч е в. Нет в творении творца, и смысла нет в мольбе… Боже мой! Приди на помощь моему неверью!..

Обстановка пятой картины. Переписка Тютчева с женой.

Э р н е с т и н а. «Я перестала чему-либо верить. Я для тебя всего лишь старый гнилой зуб: когда его вырывают, больно, но через мгновение боль сменяется приятным ощущением пустоты… Я ни в чем не упрекаю тебя, долговечность наших страстей меньше всего зависит от нас самих… Зачем мне бередить душу?»

Т ю т ч е в (отложил письмо) . Час от часу не легче. Меня всегда восхищала ее выдержанность и серьезность. Неужели мы дошли до того, что стали плохо понимать друг друга? Не сон ли это? (Пишет письмо, читает.) «Разве ты не чувствуешь, что все, все сейчас под угрозой? Ах, Нести, Нестерле, это так грустно, так мучительно, так страшно… Недоразумение — странная вещь, и страшно ощущать, как оно все углубляется, все расширяется, вот-вот поглотит последние остатки нашего семейного счастья…»

Э р н е с т и н а. «Я люблю тебя слепо и долготерпеливо. Право же, чтобы любить тебя, надо быть совершенно отрешенной от всего земного. Больше ничего не остается в моей не столь уж радостной жизни».

Т ю т ч е в. «Прости за последние мои письма, я писал их в одном из тех приступов отчаяния, какие меня охватывают… Видишь ли, есть люди, которых преследует мысль о смерти, меня же преследует, как угроза искупления, страх потерять тебя…»