В о л к о н с к а я. Все во имя России!
Н и к о л а й. Присядем, друзья, по русскому обычаю, перед дорогой.
Все садятся.
Подождем десять минут. Сейчас немцы бросят резервы к месту взрыва. Мы отправимся в отряд.
Г а с т о н (Шибанову) . Жорж, оденьте форму немецкого капитана. Она в угловой комнате. Это даст вам возможность проникнуть на аэродром. Документы в кармане мундира.
Ш и б а н о в. Хорошо. (Уходит.)
О б о л е н с к а я. Пока я угощу вас шоколадом. «Гала — Петер». Мне преподнес начальник аэродрома. (Вскрывая плитку шоколада.) Тамара Алексеевна, это вам за Красную княгиню. Товарищ полковник, это вам за то, что вы есть. Лена и Расул — вам за боевую дружбу. Жермен, молодые люди — это вам. Французские коммунисты вполне заслужили!.. Товарищ Гастон, вам нелегко с нами, это вам за терпение, доброжелательное отношение к неблагоразумным, но очень старательным детям.
О в с я н н и к о в а (стоят в стороне с Хетауровым) . Дивный шоколад.
Х е т а у р о в. Возьми. (Протягивает ей свой кусочек.)
О в с я н н и к о в а. Это твоя доля, Расул.
Х е т а у р о в. Моя доля — это твоя доля, понимаешь!.. Навсегда!..
О в с я н н и к о в а. Тише — услышат!..
Х е т а у р о в. И пусть слышат!.. Пусть все слышат, что я тебя люблю!.. Жаль, нельзя послать телеграмму в Махачкалу, чтобы вся республика узнала… Главное — отец, мать и дедушка…
Н и к о л а й. Пора. Жермен, Вики, Ариадна, Мадлен остаются здесь. Остальные за мной!
О б о л е н с к а я. Николай Петрович, умоляю!..
С к р я б и н а. Очень прошу!..
Ж е р м е н. Возьмите хоть раз!..
М а д л е н (по-французски) . Что же, я, по-вашему, гожусь только для поцелуев?
Н и к о л а й. Вы остаетесь здесь!
Г а с т о н. Товарищи, полковник прав. Вы нужны здесь.
Все уходят, кроме Мадлен, Луи, Жермен, Оболенской, Скрябиной и Гастона.
В течение часа все должны разойтись. Жермен, вы устали. Я думаю, что в ближайшие два месяца мы будем действовать за пределами вашего департамента.
Ж е р м е н. Вы меня обижаете. Разве я не патриотка, не француженка?
Г а с т о н. Нет, Жермен, ваш ресторанчик нам еще пригодится не раз. Луи, поищите Москву. Как дела на фронтах?
Луи идет к приемнику.
Ариадна Александровна, вам пора, через несколько минут пройдет ваш автобус.
С к р я б и н а. Ах, товарищ Гастон, как хочется остаться и послушать… Пошла, пошла!.. Счастливо оставаться. (Уходит.)
Г а с т о н (Оболенской) . Минут через пятнадцать — двадцать мы выйдем, и я провожу вас.
Луи нашел станцию, и мы слышим голос диктора.
Г о л о с д и к т о р а. В последний час. Наши войска закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда…
О б о л е н с к а я. Сталинград отбит, Сталинград наш!.. Гастон, Жермен, дорогие мои, как это замечательно!
Г о л о с д и к т о р а. Войска Донского фронта в боях с двадцать седьмого по тридцать первое января закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда.
Дверь распахивается, на пороге — п о л и ц е й с к и й к а п р а л в сопровождении н е м е ц к о г о о ф и ц е р а и с о л д а т.
О ф и ц е р. Руки вверх!.. Вы все арестованы!.. Быстро, быстро, пошевеливайтесь!.. Выходите!..
Арестованные с поднятыми руками уходят.
Обыскать!
Солдаты начинают обыск ресторана.
Г о л о с д и к т о р а. «…Сегодня нашими войсками взят в плен вместе со своим штабом командующий группой немецких войск под Сталинградом, состоящей из шестой армии и четвертой танковой армии, генерал-фельдмаршал Паулюс и его начальник штаба генерал-лейтенант Шмидт. Фельдмаршальское звание Паулюс получил несколько дней назад. Кроме того, взяты в плен генералы…».
На последней фразе медленно идет занавес.
Картина пятая
Кабинет фельдмаршала Кейтеля в Берлине. Просторная комната с большим окном, за которым видны серые дома германской столицы. Письменный стол, портреты Гитлера и Фридриха Великого, на стене — огромная карта, утыканная разноцветными флажками, большой ковер на полу. В углу — стальной сейф. В другом углу — мягкие кресла и круглый стол.
К е й т е л ь (продолжая разговор) . Этот советский генерал уже отклонил ряд наших предложений. Между тем фюрер считает его наиболее подходящей фигурой. С одной стороны, царский офицер, а с другой — крупный советский генерал. Такая фигура устроила бы и русских эмигрантов, в свое время участвовавших в белом движении, и советских людей.
Читать дальше