Василий Лоза - Под звон мечей

ФАНТОШ. Во мне лютует жажда крови, верни мне чашу, дай выпить крови!

МИСТАГОГ. Ты, Фантош, устал чрезмерно, тебе нельзя доверить кружево сюжета. Ещё немного магии: стань посохом-копьём! Вот так. Валяйся здесь покуда, в углу темницы. Несчастный мальчик, угораздило тебя родиться не там, не тогда, не от тех. Пой, Анёрен.

ЭПИЗОД 2. Застенок. Здесь Мистагог и Брита.

БРИТА. Песня? Как здесь может звучать песня? Колдуешь, Мистагог? Колдун в цепях, а всё одно — колдун. Песня какая вольная, лесом пахнет. Друид, я не король, я — шут его, болван, уж со мною-то мог бы и поговорить, а? Помнишь меня, дедуля? Я — Углан, имя мне такое, я — болван. Долго ещё эта песня скулить будет!? Я весёлое люблю, дедуль, потому как грустный я человек, иначе королю от меня было бы не смешно. Пусть кончится этот вой! Благодарствуем. Ну, пень трухлявый, прикинься овцой, баран небритый, присоветуй государю пару-тройку мудростей на предмет благоустройства твоего же родного края, а там, под шумок, свалишь в лесной туман и подыхай себе на здоровье среди грибов и ягод. Сей год, кстати, изрядный урожай. Не в подземелье же обрастать плесенью, дед. Мистагог! Я — шут! Шутовское ремесло древнее твоего, друид, так что, не передо мною тебе рожи кроить. Слышь? Шутов люди во все времена уважают, любят даже. Слышь? Всегда! Любят! А священников не любят, боятся, но не любят, нет, вы — колдуны, тут уж не до любви, быть бы живу. Слышь? И ты меня, Углана, любишь. Ох, как ты меня любишь! Потому что меня нельзя же не любить, я же — шут, а как не любить шута, если он, то есть я, шут и есть сама любовь! Шутов, как друидов и бардов, христианам вытравливать даже не понадобилось, без любви-то — куда же? Без любви же не живут, вот — живём же! Мистагог, поговори со мною.

МИСТАГОГ. Ты не шут, Углан, ты — палач.

БРИТА. Заговорил! Повтори, что ты сказал?

МИСТАГОГ. Ты не шут, Углан, ты палач.

БРИТА. Как ты говоришь, не разжимая губ? Ведьмак! Тогда ты знаешь, что если я не шут, то и не Углан. Вот, я сбросил шутовские причиндалы. Кто я? Как меня зовут?

МИСТАГОГ. Оррер. Но я знаю много больше, я знаю имя твоё от рождения.

БРИТА. Что-что? Два имени моих — ещё не всё?

МИСТАГОГ. В каждом человеке есть три ипостаси: дух, душа и плоть. При этом плоть вполне изменчива на принадлежность к полу. Хотя наклонности, желания, привычки, ужимки и прыжки не очень-то меняются при перемене пола.

БРИТА. Нет, ты не знаешь, это — невозможно, этого никто не должен знать!

МИСТАГОГ. Сюда идёт король.

БРИТА. Нет! Он сегодня не придёт, он сам сказал мне это и нырнул в очередную целительную ванну. Ты знаешь обо мне? Но ты — не Бог, старик, ты — человек!

МИСТАГОГ. Дальние караулы кричат: Король идёт, дорогу королю! Слышишь?

БРИТА. Что сделать с тобою Орреру? Казнить! Но прежде, дедушка, скажи, пожалуйста, Фантош, жив ли?

МИСТАГОГ. Король пришёл, место королю!

Входит Христиан.

ХРИСТИАН. Здесь вонь всё более. Как от меня. И ты живёшь здесь, Мистагог. Оррер? Не ожидал. Мне сказали, что сюда вошел Углан, а я вижу палача на месте дурака. Страшная штука, оказывается, совмещение должностей, не знаешь чего, откуда и что ждать. Безденежье — срам! Ох, уж мне эта нищета… война, война, война, одна война! И что, разговорил друида, шут-палач?

БРИТА. Не знаю, повелитель, не уверен, но нечто прошелестело из его утробы.

ХРИСТИАН. Мистагог, я слух пустил, что ты теперь советник короля, кельт — наперсник Христиана! Позор. Не так ли? Позор, конечно же, позор, друид, ты обесчещен. И что в ответ я слышу — молчание? Ужели тебя не волнует, что Отчизна гибнет в гражданской войне, истекая кровью, рыгая помоями! Поэт — я, да и только. Может быть, податься в барды? Здесь эта ересь в чести. Но повымерла. С чего бы? А тут — я, Христиан, король — иноязычник, варвар, обращаюсь ненавязчиво к народным истокам — к бардовству. Пусть — дилетант, без голоса и слуха, зато курлычу на местном языке. Как я выгляжу, дурак? Ужас? Ужас. Туловище — гниль, конечно, но нутро, поверь, — многообещающий саженец. Чего ждать от короля, когда наушником у него сам Мистагог — единственный и великий друид, столп исконной религии. Умный я, правда? Умный. Но страшно вонючий. Истекаю гноем, задыхаюсь в парше. Истечь бы! Задохнуться! А всё, что ни сделаю по своему усмотрению, свалю на тебя, скажу: так мне посоветовал ваш духовный авторитет, подданные кельты мои. И показывать тебя людям пока необязательно, скажу, мол, стесняется старик, не привык ещё в предателях-то, а? И остановится война! Хотя бы ненадолго. Мне скоро некому станет отдавать приказания, возвещать повеления. Поскольку советник государя — друид, восстание против государства — грех. И сохранятся кельты-придворные, и угомонятся кельты-повстанцы. Потом толпа, конечно, очухается… стадо, право слово: стадо… потребует показать живого друида. Ну, ко времени общенародного прозрения ужо придумаем чего… Мне не такая уж и долгая нужна передышка. Всё молчишь. Не желаешь опускаться до разговора с монархом. Так я тебя опущу, низко поклонишься — ниже не бывает: руби ему голову, шут, руби!