Владимир Набоков - Трагедия господина Морна

Напротив, Ганус.
Пусть учится. Пусть видит страх и смелость.
Смерть — зрелище, достойное богов.

Ты — изверг, Тременс! Как же я могу
под взглядом детских глаз ее… О, Тременс,
прошу тебя!..

Довольно. Это входит
в мой замысел. Сегодня открываю
мой небывалый праздник. Твой противник —
как бишь его? — забыл я…

Тременс! Друг мой!
Осталось шесть минут! Я умоляю!
Они сейчас придут… Ведь Эллы… жалко!

…противник твой — какой-нибудь летучий,
блестящий шелопай; но если смерть
он вытянет за белое ушко
из кулака, — доволен буду: меньше
одной душой на этом свете… Спать
как хочется…

Пять, пять минут осталось!..

Да: это час, когда я спать ложусь…

Берите, вот. Насилу отыскала…
Мое лицо плывет из полутьмы
навстречу мне, как смутная медуза,
а зеркало — как черная вода…
А волосы устало растрепались…
А я — невеста. Я — невеста… Ганус,
вы рады за меня?..

Не знаю… Да,
конечно, — рад…

Ведь он — поэт, он — гений,
не то что вы…

Да, Элла…
Так… так… сейчас пробьют… пробьют мне душу…
Э, все равно!..

Мне можно вас спросить —
вы ничего мне, Ганус, не сказали, —
что было там, когда ушли мы? Ганус!
Ну, вот — молчит… Ужели на меня
вы сердитесь? Ведь, право, я не знала,
что маскарад наш маленький не выйдет…
Как мне помочь? Быть может, есть слова
цветут они в тени высоких песен, —
я их найду. Какой надутый, глупый,
кусает губы, знать меня не хочет…
Я все пойму… Взгляните же… Со мною
грешно молчать. Как мне еще просить?

Что, Элла, что вам нужно от меня?
Вам говорить угодно? О, давайте,
давайте говорить! О чем хотите!
О женщинах неверных, о поэтах,
о духах, о потерянных очках
слепой кишки, о моде, о планетах, —
шептаться, хохотать, наперебой
болтать, болтать — без умолку! Ну, что же?
Я веселюсь!.. О, Господи…

Не надо
Мне больно… Вы не можете понять.
Не надо… А! Бьет десять…

Элла — вот —
я вам скажу… я попросить вас должен…
послушайте…

Какая карта? Чет?

Чет — все равно… Послушайте…

Восьмерка.
Я загадала. В десять ждет Клиян.
Когда пойду — все кончено. Мне вышло —
остаться…

Нет — идите! ах, идите!
Так суждено! Поверьте мне!.. Я знаю —
любовь не ждет!..

Безвольная истома
и холодок… Любовь ли это? Впрочем,
я поступлю, как скажете…

Идите,
скорей, скорей! — пока он не проснулся…

Нет, почему же, он позволит мне…
Отец, проснись. Я ухожу.

Ох… тяжко…
Куда же ты так поздно? Нет, останься,
ты мне нужна.

Остаться?

Нет, нет, нет…
я умоляю, умоляю!..

Вы…
вы… жалкий.

Элла! Стой! А ну ее…

Ушла, ушла… Дверь ухнула внизу
стеклянным громом… Ах, теперь мне легче…

Одиннадцатый час… Не понимаю…

Опаздывать — дуэльный этикет.
А может быть, он струсил.

И другое
есть правило: не оскорблять чужого
противника…

А я скажу тебе
вот так: душа должна бояться смерти,
как девушка любви боится. Ганус,
что чувствуешь?

Огонь и холод мести,
и пристально гляжу в глаза кошачьи
стального страха: знает укротитель,
что только отвернется, — вспрыснет зверь {14} 14 …вспрыснет зверь. — Так в машинописном тексте и в рукописи. Вероятно, написано и перепечатано ошибочно вместо «вспрыгнет». В журнальной публикации неоправданное «вспорскнет» (Звезда. 1997. № 4. С. 39). .
Но, кроме страха, есть другое чувство,
угрюмо стерегущее меня…