Владимир Набоков - Трагедия господина Морна

Проклятая дремота…

Чувство это
страшней всего… Вот, Тременс, — деловое —
пошлешь по почте; вот — письмо к жене —
сам передашь… О, как ударит в нёбо,
о, как ударит!.. Смирно…

Так. А марку
ты рассмотрел? Под пальцами всегда
я чувствую тугое горло это…
Ты помоги мне, Ганус, если смерть
тебя минует… Помоги… Отыщем
неистовых наемников… Проникнем
в глухой дворец…

Не отвлекай меня
безумным и дремотным бормотаньем.
Мне, Тременс, очень трудно…

Сон всегдашний…
Сон сладостный… Слипаются ресницы.
Разбудишь…

Спит. Спит… Пламенный слепец!
Открыть тебе? Открыть?.. О, как они
опаздывают! Это ожиданье
меня погубит… Господи!.. Открыть?
Так просто все: не встреча, не дуэль,
а западня… один короткий выстрел…
сам Тременс это сделает, не я,
и скажет сам, что ставлю выше чести
холодный долг мятежника, и станет
благодарить… Прочь, прочь, соблазн дрожащий!
Один ответ, один ответ тебе, —
презрительный ответ: неблагородно.
А вот — идут… О, этот смех беспечный
за дверью… Тременс! Просыпайся! Время!

Что? А? Пришли? Кто это там смеется?
Знакомый перелив…

Позвольте вам
представить господина Морна.

Счастлив
вам услужить. Мы с вами не встречались?

Не помню.

Мне спросонья показалось…
но это все равно… А где посредник?
Тот старичок воздушный — Эллин крестный
как звать его… вот память!

Дандилио
сейчас придет. Он ничего не знает.
Так лучше.

Да: судьба слепая. Шутка
не новая. Дрема долит {15} 15 Дрема долит. — Одолевает (арх.). Выражение «дремота долит» (которое встречается у Набокова впервые в переводной книге «Николка Персик», 1922) почерпнуто, очевидно, из песни второй пушкинской «Полтавы», где описывается Кочубей перед казнью: «Заутра казнь. Но без боязни / Он мыслит об ужасной казни; / О жизни не жалеет он. / Что смерть ему? желанный сон. / Готов он лечь во гроб кровавый. Дрема долит…» (А. С. Пушкин. Поли. собр. соч.: В 10 т. Т. 4. С. 199). То же выражение Набоков использует в «Приглашении на казнь» (гл. XIV), указав тем самым на «Полтаву» как на один из источников романа и сопоставив двух узников, Кочубея и Цинцинната, ожидающих смерти. В журнальной публикации «Трагедии» ошибочно: «давит» (с. 40). . Простите,
я нездоров…

Ждать… Снова ждать… Слабею,
не вынесу…

Эх, Ганус, бедный Ганус!
Ты — зеркало томления, дохнуть бы
теплом в тебя, чтоб замутить стекло.
Вот, например: какой-то тенью теплой
соперник твой окутан. На картины
мои глядит, посвистывает тихо…
Не вижу я, но, кажется, спокойно
его лицо…

Смотри: зеленый луг,
а там, за ним, чернеет маслянисто
еловый бор, — и золотом косым
пронизаны два облака… а время
уж к вечеру… и в воздухе, пожалуй,
церковный звон… толчется мошкара…
Уйти бы — а? — туда, в картину эту {16} 16 Уйти бы — а? — туда, в картину эту… — Мотив перехода в мир картины как ухода от действительности развивается в рассказе Набокова «Венецианка», написанном вскоре после «Трагедии», и затем в романе «Подвиг» (1932). ,
в задумчивые краски травяные,
воздушные…

Спокойствие твое —
залог бессмертья. Ты прекрасен.

Знаешь,
забавно мне: ведь я уж здесь бывал.
Забавно мне, все хочется смеяться…
Противник мой несчастный мне не смеет
в глаза глядеть… Напрасно, повторяю,
ты рассказал ему…

Но я полмира
хотел спасти!..

Какая там картина
вам нравится? Не вижу я… Березы
над заводью?

Нет, — вечер, луг зеленый…
Кто написал?

Он умер. Кость осталась
холодная. На ней распято что-то —
лохмотье, дух {17} 17 Он умер. Кость осталась / холодная. На ней распято что-то — лохмотье, дух… — В беловике можно разобрать предыдущий (вымаранный) вариант фразы: «На ней распято что-то — и смотрит в ночь». … О, право, я не знаю,
зачем храню картины эти. Бросьте,
не нужно их смотреть!