Дмитрий Мережковский - Будет радость (пьеса в 4-х действиях)

Гриша.Э, черт, вот связался! Ступай прочь, – я один…

Пелагея.Нет, барин, куда тебе, не справишься! (Гриша подходит к окну). Погоди, скамеечку – вот так, ладно. Ключ-то у тебя? Ну-ка, благослови Господи, а я посторожу.

Гриша лезет в окно, Пелагея, стоя на крыльце, смотрит то в окно, то за Гришею, то в сад.

Пелагея.Эх, неловкий какой! Чего суешь без толку. Подбери, как следует. Аль ручки дрожат? Письма-то те ли, смотри – по адресу – Федору Ивановичу. Руку мачехину знаешь, чай? (Оглядываясь). Скорей, скорей, Гришенька! Идут! Вылезай… держись… подсажу… вот так…

Гриша вылезает из окна с пачкою писем в руках.

Пелагея.Умаялся, бедненький! Вспотел, красный весь, точно из бани. Ну, зато бабушка спасибо скажет да старец благословит… А ведь это он, братец твой. Федор Иванович – легок на помине. Аль не сюда? Нет, сюда, сюда. Да письма-то спрячь! Чего в руках держишь; как напоказ выставил? Ну, я, Гришенька, в кустики, а ты братцу зубы заговаривай, а то увидит в кустах кавалера с девицею – нехорошо подумает.

Пелагея убегает в кусты. Выходит Федор.

Гриша и Федор

Федор.А, Гриша! Посетил отшельника. Ты ведь еще ни разу не был в моем «Эрмитаже». (Отпирает дверь). Милости просим!

Гриша.Нет, Федя, я на минутку. Лучше здесь, а то у тебя, должно быть, душно там – заперто все.

Федор. Да, вот запираюсь: няня пугает, что народ воровской, хулиганы шляются, – убьют и ограбят. А мне здесь хорошо: заниматься никто не мешает. Ведь мы с тобой – монахи, отшельники… Ну, садись, будь гостем! Вместе живем, а сто лет не видались и не поговорили ни разу, как следует… Да что ты как будто не в духе? Аль все еще сердишься? Ну, право, голубчик, не стоит. Язык мой – враг мой. А ты всякого лыка в строку не ставь…

Гриша.Полно, Федя, мы с тобою люди не глупые: ты знаешь, что я не сержусь.

Федор.Даже не сердишься? Значит, совсем плохо?

Гриша.Да, трудно мне с тобой. Говорить не умею: нет слов, нет голоса. Да и что говорить? Все равно не услышим Друг друга: уж очень мы разные.

Федор.И разные, да схожие. Яблочко от яблони недалеко падает.

Гриша.Тем хуже, Федя.

Федор.Может быть. Не знаю. А мне все кажется, что мы могли бы понять друг друга.

Гриша.Понять не значит принять.

Федор.Да ведь человека можно принять только в действии; а мы с тобою – ну вот: как я сказал – монахи, отшельники, бездельники.

Гриша.Нет, Федя, ты не без дела.

Федор.Только дело мое скверное?.. Эх, брат, не так мы с тобою говорим – опять поссоримся, а ведь я мириться хотел.

Гриша.Ничего ты не хотел. Ты опять за свое.

Федор.За что?

Гриша.Издеваешься.

Федор.Что ты, Гриша. Бог с тобой! И не думаю…

Гриша.Нет, думаешь.

Федор.Ну, так значит нечаянно… Опять бес – «тихий бес», что ли?

Гриша.Да, тихий бес.

Федор.А в тебе его нет?

Гриша.И во мне, и во мне! Но я его ненавижу. А ты любишь – беса богом сделал…

Федор.Ну, беса Богом, или Бога бесом, – это еще вопрос, что лучше… Полно, Гриша, не будем горячиться, страшные слова оставим. А насчет издевательства, ты ошибаешься: я, скорее, завидую. Верю, что веришь… или хочешь верить. Может быть, по вере и сделаешь: от всего уйдешь, схиму примешь, отдашь плоть на распятье, будешь подвижником. Но ведь и это, и это все – «ах, как красиво!» – декадентство, эстетика, наш первородный грех. Так-то, брат: с Богом ли, с бесом ли, а для красного словца не пожалеем и отца… Об отце-то кстати: не обижай старика. Я давно ушел, ты у него один остался. К старцу своему успеешь, а отца не обижай.

Гриша.Благодарю за совет, – только смотри, как бы тебе отца не обидеть.

Федор.Что это, угроза или пророчество?

Гриша.Нет; тоже совет. Уезжай от нас поскорее – тебе наш воздух вреден.

Федор.Не бойся, уеду. А все-таки… неужели так и расстанемся? Ведь мы когда-то любили друг друга.

Гриша.Любили.

Федор.А теперь… ненавидим?

Гриша.Я не тебя, а твое ненавижу.

Федор.И не пощадишь при случае?

Гриша.Не пощажу.

Федор.Значит, Каин и Авель? [23]

Гриша.Я не Авель, а если ты хочешь быть Каином…

Федор.Ну, ладно, хоть за правду спасибо (Гриша встает). Уходишь? Так и уходишь?