Рихард Вагнер: Валькирия

Зиглинда стоит некоторое время в нерешительности что-то обдумывая. — Она медленно поворачивается и. задерживая шаги, направляется к кладовой. Там она опять останавливается, погруженная в мысли и наполовину отвратив лицо. — Приняв спокойно какое-то решение, она открывает поставец, наполняет напитком рог и всыпает туда из деревянной кружки приправу. — Затем она переводит глаза на Зигмунда, чтобы встретить его взгляд, все время на нее устремленный. — Она замечает, что Хундинг следит за нею, и тотчас же направляется к спальне. На ступеньках она еще раз оборачивается, глядит на Зигмунда глазами, полными страстной тоски, и долгим взглядом указывает ему, с выразительной определенностью, одно место на стволе ясеня. — Хундннг делает резкое движение и повелительным жестом гонит ее прочь. — Бросив последний взгляд на Зигмунда, который продолжает спокойно, затаив гнев, стоять у очага, — она уходит в спальню и затворяет за собою дверь,

Хундинг
(снимая с дерева свое оружие)
Оружье — сила мужей!
(Уходя, он обращается к Зигмунду.)
Ты завтра в бой со мной вступишь:
меня слышал ты?
Ну, берегись!

(Захватив с собой оружье, он уходит в спальню; слышно, как он изнутри запирает затвор двери.)

Зигмунд остается один. — Ночь наступила; зал освещен лишь слабым огнем очага. — Зигмунд опускается на ложе, близ огня, и некоторое время сидит в молчаливом раздумье, охваченный сильным душевным возбуждением,

Зигмунд
Мне меч отцом был завещан, —
в беде я его найду...
Я к врагу в дом
без меча вошел —
и залогом стал
мщенья его...
Мелькнул образ
дивной жены...
О, страх восторга,
сердца боль!..
Томленье влечет меня к ней,
я во власти сладких чар...
Она — рабыня того,
кто меня в плен взял, глумясь! —
Вельзе! Вельзе!
Где же твой меч,
твой крепкий меч?
Я взмахну им грозно,
когда сокровенный мой гнев
восстанет со дна души!

Т леющие в очаге дрова обваливаются: вспыхнувшее пламя внезапно бросает яркий свет на то место в стволе ясеня, которое было указано взглядом Зиглинды и где теперь ясно видна рукоять меча.

Зигмунд
Что там мерцает,
как звезда?
Из ствола яркий
исходит луч...
Слепые очи
свет озарил,
тайно радуя взор...
Как волшебный блеск
мне сердце жжет!
Иль это взгляд
цветущей жены,
что так грустно
прощаясь со мной,
бросила здесь она?..
(Огонь начинает постепенно меркнуть.)
Ночь покрывала
очи мне тьмой,
но лучистый взор
встретил меня:
свет я нашел и тепло!
Солнце кротко
сияло здесь,
ласкало чело мне
отрадным огнем, —
но закатилось оно...
(Новая слабая вспышка огня в очаге.)
Еще, в последний раз,
свет вечерний сверкнул...
Даже старый ствол горел
в его золотом луче...
Погас мой светоч,
цветок увял, —
тьма ночная
очи мне кроет:
только в глубинах сердца
тлеет бессветный огонь...

Огонь в очаге совершенно погас: полный мрак на сцене. — Дверь спальни тихо отворяется: появляется Зиглинда в белом одеянии и осторожными, но быстрыми шагами идет к очагу.

Зиглинда
Спишь ли ты, гость?

Зигмунд
(радостно изумленный)
Кто там во тьме?

Зиглинда
(торопливо и таинственно)
Я здесь: слушай меня!
Глубоко Хундинг спит,
усыпленный напитком моим:
пользуйся ночью, — беги!

Зигмунд
(горячо прерывая ее)
Я рад быть с тобой!

Зиглинда
Есть оружье здесь, у нас в доме:
о, гость, достань его!
Ты станешь славен
славой великой:
сильнейшему лишь
дан этот меч!
Внимай тому,
что расскажу я! —
Родню свою
здесь Хундинг собрал,
суровую празднуя свадьбу:
насильно себе
он брал жену, —
жертву разбойников злых.
Грустно было
мне средь веселья...
Вдруг странник в дом наш вошел, —
старец в сером плаще:
он шляпу, входя,
надвинул на глаз свой левый;
но другой сверкал,
робость внушая, —
всем грозил
этот властный взгляд;
лишь во мне
он пробудил томленье сладкой тоски, —
слезы и радость грез...
Мой взор встретив,
на них оглянувшись,
вдруг мечем пришелец взмахнул
и весь блестящий
стальной клинок
погрузил в ясеня ствол: —
тому этот меч назначен,
кто извлечет его! —
Но тщетно гости
всю мощь напрягали, —
никто меча не достал.
Все входили
и друг за другом
хватались за рукоять, —
но ничуть не сдвинулся меч:
вот он глядит из ствола...
И ясно стало мне, —
чей привет утешил меня,
и кто лишь
может меч
достать могучей рукой...
О, если б он, мой друг,
был здесь, со мной!
Если б в беде
я нашла его!
Все горе мое,
все страданья мои,
мучительный стыд
и тяжкий позор, —
все искупила б
мщения сладость!
Ко мне счастье
вернулось бы вновь,
и жизни опять
я б улыбнулась, —
если б герой мой пришел,
если б друг мой
обнял меня!