Феликс Лопе де Вега - Испанский театр

Мой дон Фернандо, решено!
Вы убедить меня сумели.
Я буду в этом правом деле
С родней своею заодно.
Сьюдад Реаль явил гордыню,
Он истинному королю
Противустал, — и я спалю,
Как молния, сию твердыню!
Я молод. Дядя лег в могилу.
Но пусть не мнят ни друг, ни враг,
Что взял с собой в могильный мрак
Он мужество мое и силу.
Свой меч, что непорочно-бел,
Я вынимаю из ножон,
Чтоб, алой кровью напоен,
Как этот крест, он заалел…
Где ваше местопребыванье?
И много ли у вас солдат?

Немного. Все же мой отряд
Покажет вам в час испытанья,
Что стоит войска: это львы!
Их доблесть пропадает втуне.
В моей Фуэнте Овехуне
Им пополненья нет, увы:
Народ трусливый, мужичье.

Так вы перебрались в селенье?

Теперь везде идет броженье,
А там — спокойное житье.
Вы положитесь на меня.
В поход! Сомнений нет в успехе.

Сегодня же, надев доспехи,
С копьем, я сяду на коня.

Уехал? Скатертью дорога!
Хоть насовсем бы!

Вот те на!
Неужто не огорчена
Ты этой вестью? Ну, немного?

Я? Дай-то боже, Паскуала,
Чтоб он оставил навсегда
Фуэнте Овехуну.

Да?
Я недотрог таких знавала.
И все ж в один прекрасный день
Растает девичье сердечко,
Как тает масло рядом с печкой.

Ну, не скажи: мое — кремень.

Так не уступишь дон Фернану?
Ой, Лауренсья! Говорят:
Не плюй в колодец!

Как бог свят,
Из этого — я пить не стану.
Поверь, не люб мне командор,
Да и влюбляться толку мало.
Он женится на мне?

Сказала!

Что ж он предложит мне? Позор?
Припомнить бы тебе не худо,
Что девушек у нас не счесть,
У коих он похитил честь.

И ты спасешься? Веришь в чудо?

Одно могу тебе сказать:
Ведь командор уж три недели
Меня преследует, но к цели
Не стал он ближе ни на пядь.
Он засылал ко мне своих
Приспешников, тебе известных,
Врунов и сводников бесчестных —
Ортуньо с Флоресом. При них —
Подарки мне, от самого:
Корсаж расшитый, гребень, бусы.
Такие развели турусы
Про господина своего…
Ну, нет! Меня не соблазнят
Они посулами своими.

А где ты говорила с ними?

Там, у реки. Шесть дней назад.

Эх, глупый ты цыпленок! Скоро
Тебя съедят.

Съедят?

Съедят!

Цыпленок будет жестковат
Для столь вельможного сеньора.
Зачем бы, господи прости,
Сеньор влюбился вдруг в крестьянку?
Мне любо, вставши спозаранку,
Огонь на кухне развести.
На завтрак — жареное сало.
Лепешка выпечки своей
С глотком вина — еще вкусней
(Чур, — только б матушка не знала!).
Когда к обеду на огне
Кипит котел с капустой, с мясом, —
Следить за их веселым плясом,
Вдыхая запах, любо мне!
Когда я в поле приустану,
А дел еще полным-полно, —
Прибавить в полдник не грешно
Ломоть свининки к баклажану.
А вечером — кисть винограда
Сорву, когда иду домой,
Минуя виноградник мой, —
Спаси его господь от града!
На ужин — миска овощей,
Приправлю маслом их да перцем,
И — спать. Но прежде, с чистым сердцем,
В молитве повторю своей:
«И не введи во искушенье!»
Такая жизнь мила мне, право.
Мне ни к чему льстецов орава,
Все их посулы и моленья.
Им нашу разве жаль сестру?
Лишь об одном способны печься:
Им ночью надобно развлечься,
Чтобы пресытиться к утру.

Да! Верные слова твои,
Мужчин за дело ты поносишь.
С них благодарности не спросишь, —
Они точь-в-точь, как воробьи.
Зимой, когда не могут птички
В промерзлом поле прокормиться,
Их стайка в дверь твою стучится:
«Чивик! Подайте чечевички!»
Всю зиму кормишь воробьев.
Но вот теплеет, солнце — выше,
Глядь! — воробьи опять на крыше
И не слетаются на зов:
Прошла нужда — ушла привычка.
И ежели ты их стыдишь:
«А где спасибо?» — слышишь с крыш:
«Чирик-чирик! Уйди, чумичка!»
Так и мужчины. Разве нет?
Не жаль им нежного словечка.
Для девушки: «Мое сердечко!
Моя голубушка! Мой свет!»
Но чуть поверишь их словам,
Уступишь, — станешь вмиг «чумичкой»,
А то — такой отметят кличкой,
Что вслух и вымолвить-то срам!