Софокл - Эдип в Колоне

О друг – по голосу тебя узнал я —
Насилья жертвой стал я без тебя!

Насилия? Какого? Кто обидчик?

Креонт – вот этот – отнял у меня
Моих детей единственных чету.

Что ты сказал?

Что претерпел, не боле.

(к одному из свиты)

Беги скорей, людей от алтаря,
Всех ратников и конных вмиг и пеших
900 Отправь туда, где устием единым
Дороги две торговые сошлись. [35]
Не то – уйдут, и страннику я стану
Посмешищем, насилью покорясь.
Иди скорей, исполни все.

Его же
Мой правый гнев – когда б его вине
Он равен был – не отпустил бы целым.
Но нет; лишь своего закона кару
Мой суд его заставит испытать.
Ты не уйдешь из этих мест, покуда
910 Похищенных мне дев не возвратишь.
Своим поступком и мою попрал ты,
И родины своей, и предков честь.
Придя в страну, где уважают правду,
Где лишь законом власти длань крепка,
Ты сам себе управой стать задумал.
Берешь, что хочешь, присвояешь силой;
Как будто средь рабов ты, иль в безлюдье,
И царь земли в глазах твоих – ничто!
А ведь не Фивы [36]злым тебя вскормили:
920 Неправды облик ненавистен им.
Дай лишь узнать им, как мою державу
И божью ты обитель оскорбил,
Как ты увел просителей несчастных —
Они осудят первые тебя!
Как мог бы я, в твою пришедши землю —
Хотя б вся правда за меня была —
Презрев законную владыки силу,
Свое добро схватить и унести?
Нет; раз ты гость – не забывай о чести,
Что воздавать ты гражданам обязан!
А ты безвинно город опозорил —
930 Свой собственный, и твой преклонный век
Тебя и старцем ставит, и безумным.
Приказ мой слышал ты; услышь еще раз.
Скорей гонца за девами пошли,
Не то – в земле афинской поселенцем
Невольным весь свой век ты проведешь.
Вот какова и речь моя, и воля.

Ты понял, чужестранец? Род твой знатен,
Но рода честь ты делом запятнал.

Нет, сын Эгея, не презрел я силу
940 Земли твоей, но и безумным дело
Мое напрасно ты назвал, поверь.
Не мог я думать, что моих племянниц
Внезапно так возлюбит ваш народ,
Что у меня насильно их отнимет;
Иль что его он примет, что себя
Отцеубийства осквернил нечестьем
И матери священный одр растлил.
О нравах здесь печется благомудрый
Ареопаг – так думал я; он доступ
В страну таким скитальцам преградит.
950 Вот почему своим считал я правом
Его схватить – и все ж сдержал себя.
Но он проклятье страшное извергнул
На род мой и меня. Тогда, вскипев.
На зло и я ответил злом, не спорю.
Ведь нет для гнева [37]старости иной,
Чем смерть одна; лишь мертвые безбольны.
В делах своих, конечно, волен ты;
Хоть я и прав – на слабость обречен я
Уж тем, что я один. Но все же знай —
Как я ни слаб, в долгу я не останусь.

960 О верх бесстыдства! И кого ж порочит,
Меня ль язык твой лживый, иль тебя?
Убийством, браком ты меня коришь —
Двойным несчастьем, посланным богами
На юную, безвинную главу!
Да, боги так судили; почему?
Того не знаю; видно, ненавистен
Им был и раньше Лабдакидов род.
Но где ж ты разыскал во мне вину
Что и меня, и род мой погубила?
Ответствуй мне: когда отцу вещанье
970 Лихую смерть от сына предрекло —
Заслуживаю я ли в том упрека?
Ни от отца тогда еще не принял
Зародыша грядущей жизни я,
Ни от нее, от матери моей.
Затем, родившись, бедственный подвижник,
Отца я встретил – и убил, не зная,
Ни что творю я, ни над кем творю;
И ты меня коришь невольным делом!
Затем, тот брак… и ты не устыдился
Сестры родной несчастье разглашать
И вырывать из уст моих признанье
980 Ее позора!… А молчать нельзя:
Ответа ждет язык твой нечестивый.
Страдалица! Мне матерью была ты,
И мы не знали; и родному сыну
Себе на срам детей ты родила!
Зато я знаю: ты по доброй воле
Ее позоришь и меня, Креонт;
Я ж с нею грех тогда свершил неволей,
Неволей ныне помянул его.
Не потерплю я, чтоб и в их глазах
Меня порочил ты упреком вечным,
Что мать свою познал я в брачном ложе
990 И пролил кровь священную отца.
Скажи мне, праведник: когда б тебя —
Вот здесь, вот ныне, враг убить задумал, —
Выпытывать ты стал бы, кто такой он,
И не отец ли он тебе – иль быстро
Мечом удар предупредил меча?
Я думаю, коль жизнь тебе мила,
Ты б дело сделал, а вопрос о праве
Ты отложил до лучшей бы поры.
В такое же несчастье ввергнут я
Богов раченьем; это бы признала
Она сама, родителя душа.
1000 Но нет, не правде служишь ты; свободу
Себе и честных, и запретных слов
Ты разрешил во всем; не то – не стал бы
Меня так злобно пред людьми корить.
Фесею льстишь ты, и хвалой Афины
Возносишь за достойное житье.
Но многого не помнишь ты; не знаешь,
Что, если где-либо почет богам
Умеют воздавать – Афины в этом
Все города Эллады превзошли.
И в их земле просителей похитить
Дерзнул ты – старца с дочерьми его?
1010 О вы, богини грозные! С молитвой
Взываю к вам: заступницами будьте
Моими; пусть узнает нечестивец,
В каких мужей охране этот град!

Наш гость оправдан, государь; несчастьем
Погублен он, – помочь ему твой долг.

Довольно слов; обидчики спешат,
А мы, их жертвы, здесь стоим и спорим!

Я беззащитен, – что прикажешь мне?

Ты нам вожатым будешь; я ж, как спутник,
1020 Пойду с тобой. И если дев от нас
Ты здесь укрыл – ты сам их нам укажешь.
А если похитители в тревоге
Бегут к границе – мне исход не страшен:
За ними и другие поспешат,
И не придется им за счастье в бегстве
Из этих стран богов благодарить.
Итак, веди. Схвативший схвачен сам;
Ловца судьба словила. Так бывает:
Нейдет нам в прок неправое добро.
Защитника не жди себе, хоть знаю:
Не одиноким ты, [38]не безоружным
1030 На нашу честь так дерзко посягнул:
Заруку сильную иметь ты должен.
Тут осмотрительность нужна, чтоб землю
Не дать в обиду мужу одному.
Ты понял ныне? Или снова ветер
Развеет слово властное мое?

Пока мы здесь, упрека не услышишь;
А буду дома – делом дам ответ.

Грози, но шествуй. – Ты, Эдип, спокойно
Останься здесь. Во мне уверен будь:
1040 Коль не умру – трудиться не устану,
Пока детей тебе не возвращу.

Сторицей пусть тебе вовек воздастся
За благородство и заботу, царь!
Креонт уходит; за ним Фесей со свитой.