Борис Пастернак - Люди и положения (сборник)

Прикидывается казанской сиротой. Графа он боится. А сам страшнее губернатора. Уездами ворочает. Невелика шишка, председатель уездной управы. А в чем секрет? Из упокойника царя денщиков. Драть, упекать куда подальше, жизни решать первое для него дело. На эти шутки сущий черт.

Слева входит впопыхах Саша Ветхопещерников.

С а ш а. Стешина мамаша не проходила часом?

З в е р е в а. Не видали. А кто ее пустит с паратного?

С а ш а. Стеша волнуется. Она маменьке ярлычок выписала, чтобы провели на представление. Стеша глаза проглядела, нету в зале тети Матрены. Неужели десятский Шохин на седьмом месяце на барщину выгнал, подлец.

Саша уходит. Шатуноввозвращается.

Ш а т у н о в. Часом не прошел? З в е р е в. Не прокараулим. Будьте покойны.

Шатунов проходит дальше.

З в е р е в а ( передразнивая ). Часом не проходила? Часом не проходил? Словно сговорились. Голова ходуном. Стой стереги им. Куда это он снова закидывает, да все обиняками? «Неприятное дельце. Разбойничье гнездо».

З в е р е в. Им надо графа замарать. Больно он чтим. Вольнодумцем слывет. Их высочество великий князь ему друг. Это тоже не ндравится.

З в е р е в а. Видно, пакость какая-то у них на уме. Затем и Стратошка налетел. Подгадить.

З в е р е в. Да. Вот и ворошат они для этого незапамятную старину. У него, Стратона, в управе неразобранных дел да сказок лет за двести до потолка полны амбары. По ним писцы как крысы с утра до вечера елозят, копаются. А за нашим имением как не быть грехам, – водятся. Начать хоть со Стенькиных проказ, Стеньки Разина. Вотчина-то ведь старобоярская. Потом недоносок этот при царе Петре Алексеевиче. Одни говорят, в самом деле чудище уродилось, и прикончили. Другие опять, будто не было и в заводе выродка, а дядья наследника законного уродом сказали и удавили. Пять братьев их тут друг дружку зубами грызли, не могли земли разделить. Отчего и месту прозванье – Пятибратское. Ну а самое страшное – это при матушке государыне Екатерине.

З в е р е в а. Это я знаю, очевидцы доживают, это Сатаниха знаменитая, графиня Домна Убойница.

З в е р е в. Другие не хуже крепостных забивали насмерть безнаказанно, девок кипятком обваривали, щипцами палили, ничего за душегубство им не делалось. Этой оттого с рук не сошло, с государыней императрицей любовника она не поделила. Судили. Все с нее сложили, имя, званье, честь дворянскую. К смерти приговорили, помиловали. В Москве у Бориса и Глеба на Арбатской площади палач кнутом ее бил нещадно. Сказывают, из толпы деньги на помост бросали палачу, чтобы слабше бил, люди замертво от ужаса падали, – жалко. Потом она в монастырском застенке под землей мальчика от солдата караульного прижила, сюда в имение привезли, вырастили, прятали. С тех пор и путаница в роду. С самым черным людом смешались, никому не ведомо, кто чей. Ну вот. А печалей помельче и не перечесть. Что-нибудь припас, откопал он?

Ш а т у н о в (возвращаясь с противоположной театру стороны). Все не кончилась эта дребедень? Поди, терпенье лопнет.

З в е р е в. Барская услада.

Ш а т у н о в. Я не враг. Я и сам на представление зашел посмотреть. Отчего же. «Федра» так «Федра». Можно и «Федру». Удовольствие словно бы невинное. А вспомнил, турки на Балканах христиан притесняют, и подумал: «Время ли? До того ли? До таких ли пустых затей!»

З в е р е в а. Истинное слово, турки. Вот именно турки.

Ш а т у н о в. И еще. Театр-то ведь крепостной. Рабы – свободных играют. Хорошо ли это? Хорошо ли в зелёных мозгах безрассудство разводить. Оно конечно, государь император возвестил августейшее намерение отменить крепостное право. Но когда это будет? Старые законы в силе.

З в е р е в а. Истинная правда.

Ш а т у н о в. А простому народу вскружили голову. Скоро, дескать, воля. Помещики жалуются, крестьяне повсеместно выходят из повиновения.

З в е р е в а. Золотые слова, ваше превосходительство. Прямо в точку. Осмелюсь обратить ваше внимание, вот муж мой Харитон Онуфриевич, он второй мой муж. Он от роду свободный. Из ремесленников. А я и совсем из неподатных. Первого моего мужа, офицера, по оговору без вины разжаловали. Он не выдержал обиды, руки на себя наложил. Застрелился он, значит – одна я осталась беззащитная. Меня неправосудие могло злобою исполнить, против начальства восстановить. А мне и в горе благо России было дороже моей малости, превыше моих горестей да горьких моих слез.