Бернард Шоу: Другой остров Джона Булля

Дойл( презрительно ). Добра с утра! А он вам сказал, что у вас золотое сердце?

Бродбент( с торжеством ). Да.

Дойл. И пожелал вам силы да мочи?

Бродбент. Именно.

Дойл. И чтоб ваша тень не становилась короче?

Бродбент. Разумеется.

Дойл( берет пустую бутылку из-под виски и качает головой ). И выхлестал у вас полпинты виски.

Бродбент. Ему это не повредило. Он и глазом не моргнул.

Дойл. Сколько он у вас выпросил взаймы?

Бродбент. Это, собственно, не взаймы. Он проявил самые возвышенные чувства во всем, что касается денег. Я уверен, что он разделил бы последний шиллинг со своим другом.

Дойл. Без сомнения, он разделил бы последний шиллинг своего друга, если б тот по глупости ему позволил. Сколько он у вас выклянчил?

Бродбент. О, пустяки! Аванс в счет жалованья — на дорожные расходы.

Дойл. Жалованья! Господи помилуй, за что?

Бродбент. За то, что он будет моим секретарем по внутренним делам, как он очень остроумно пошутил.

Дойл. Не вижу, в чем тут шутка.

Бродбент. Конечно, так вы всякую шутку можете испортить, если не захотите ее понять. А я очень хорошо понял, когда он это сказал. Что-то такое… право, что-то очень забавное — насчет секретаря по внутренним делам и секретаря по делам Ирландии. Во всяком случае, это как раз такой человек, какой мне нужен, — я возьму его с собой в Ирландию, он поможет мне там поближе сойтись с людьми. Он сумеет завоевать их доверие и расположить их в мою пользу. А? ( Садится и откидывается назад, прислонясь спиной к конторке и балансируя на двух ножках стула. )

Дойл. Хорошенькая рекомендация, нечего сказать! Или вы считаете, что все население Ирландии состоит из пьянчужек, которые только тем и заняты, что пишут просительные письма? А хотя бы и так, вы думаете, для них будет иметь вес рекомендация такого же пройдохи, как они сами?

Бродбент. Фу, какой вздор! Просто он ирландец. Кроме того, вы ведь не думаете, Ларри, что Хаффиган может поймать меня на удочку?

Дойл. Нет, для этого он слишком ленив. Да и незачем — довольно сидеть и сосать вашу водку, пока вы сами лезете на крючок. Впрочем, не стоит нам спорить из-за Хаффигана. Не стоит по двум причинам: во-первых, с вашими деньгами в кармане он никогда не доберется до Паддингтона — слишком много трактиров по дороге; во-вторых, он вовсе не ирландец.

Бродбент. Как не ирландец?! ( Он до такой степени изумлен этим заявлением, что выпрямляется, и стул всеми четырьмя ножками становится на пол. )

Дойл. Родился в Глазго. Никогда в жизни не был в Ирландии. Я его отлично знаю.

Бродбент. Но он разговаривал, он вел себя совсем как ирландец!

Дойл. Как ирландец! Да неужели вы не знаете, что все эти добра с утра и силы да мочи — это такая же английская продукция, как и концерты ирландской музыки в Альбертхолле? В Ирландии ни один ирландец так не говорит — никогда не говорил и не будет говорить. Но когда какой-нибудь совершенно никчемный ирландец приезжает в Англию и видит, что тут полным-полно наивных дурачков вроде вас, которые позволяют ему лодырничать, и пьянствовать, и хвастать, и попрошайничать, лишь бы он льстил их чувству морального превосходства, корча из себя шута и унижая себя и свою родину, — тогда он очень быстро выучивает все эти штучки, на которые вы так попадаетесь. Он подхватывает их в театре или мюзик-холле. А кое-чему Хаффиган научился от своего отца, — старик был родом из наших мест. Я знал обоих его дядей — Матта и Энди Хаффиганов из Роскулена.

Бродбент( все еще недоверчиво ). Но его говор!

Дойл. Говор! Много вы понимаете в ирландском говоре! Вы и дублинский акцент — такой, что в нос бьет, — считаете ирландским говором. Господи! Да вы уроженца Коннемары от уроженца Ратмайнза не отличите. ( С внезапным раздражением, ) Ах, к черту этого Хаффигана. Довольно. Не стоит он, чтобы мы из-за него ссорились.

Бродбент. Что с вами сегодня, Ларри? Отчего вы так раздражены?

Дойл смотрит на него в смущении, медленно подходит к письменному столу и, раньше чем ответить, усаживается с той стороны, которая ближе к камину.

Дойл. Ваше письмо меня расстроило, вот в чем дело.

Бродбент. Почему?

Дойл. Признаться, меня огорчило ваше решение подать ко взысканию роскуленскую закладную и выгнать старика Ника Лестренджа из его дома. Я любил старого негодяя, еще когда был мальчишкой и он позволял мне играть и бегать у него в парке. Я вырос в его поместье.