Бернард Шоу - Пигмалион

Клара Эйнсфорд Хилл, дочь.

Миссис Эйнсфорд Хилл,ее мать.

Прохожий.

Элиза Дулиттл, цветочница.

Альфред Дулиттл,отец Элизы.

Фредди,сын миссис Эйнсфорд Хилл.

Джентльмен.

Человек с записной книжкой.

Саркастический прохожий.

Генри Хиггинс, профессор фонетики.

Пикеринг, полковник.

Миссис Хиггинс,мать профессора Хиггинса.

Миссис Пирс, экономка Хиггинса.

Несколько человек в толпе.

Горничная.

Ковент-Гарден. Летний вечер. Дождь как из ведра. Со всех сторон отчаянный рев автомобильных сирен. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек, в том числе пожилая дама с дочерью,обе в вечерних туалетах. Все с досадой всматриваются в потоки дождя, и только один человек,стоящий спиной к остальным, по-видимому, совершенно поглощен какими-то отметками, которые он делает в записной книжке. Часы бьют четверть двенадцатого.

Дочь (стоит между двумя средними колоннами портика, ближе к левой). Я больше не могу, я вся продрогла. Куда девался Фредди? Полчаса прошло, а его все нет.

Мать (справа от дочери). Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы ему привести такси.

Прохожий (справа от пожилой дамы). Это вы и не надейтесь, леди: сейчас ведь все из театров едут; раньше половины двенадцатого ему такси не достать.

Мать.Но нам необходимо такси. Не можем же мы стоять здесь до половины двенадцатого. Это просто возмутительно.

Прохожий.Да я-то тут при чем?

Дочь.Будь у Фредди хоть капля сообразительности, он взял бы такси у театра.

Мать.Чем он виноват, бедный мальчик?

Дочь.Другие ведь достают. Почему же он не может?

Со стороны Саутгемптон-стрит влетает Фреддии становится между ними, закрыв зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати; он во фраке, брюки у него внизу совершенно мокрые.

Дочь.Так и не достал такси?

Фредди.Нет нигде, хоть умри.

Мать.Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты, наверно, плохо искал.

Дочь.Безобразие. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?

Фредди.Я же вам говорю, нигде ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно, всех застигло врасплох, и все бросились к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс, а потом в другую сторону, почти до Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.

Мать.А на Трафальгар-сквер был?

Фредди.На Трафальгар-сквер тоже ни одного нет.

Дочь.А ты там был?

Фредди.Я был на Чэринг-кросском вокзале. Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита маршировал под дождем?

Дочь.Нигде ты не был!

Мать.Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен. Ступай снова и без такси не возвращайся.

Фредди.Только зря вымокну до нитки.

Дочь.А что же нам делать? По-твоему, мы всю ночь должны простоять здесь, на ветру, чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм, это…

Фредди.Ну ладно, ладно, иду. (Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге налетает на уличную цветочницу, торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с цветами.)

В ту же секунду сверкает молния, и оглушительный раскат грома как бы аккомпанирует этому происшествию.

Цветочница.Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!

Фредди.Простите. (Убегает.)

Цветочница (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал. (Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается отряхивать и расправлять цветы.)

Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать – двадцать, не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен; из-под него видна коричневая юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно, также знали лучшие дни. Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста.