Васіль Быкаў - Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9

Приглашу тебя в гости из твоей Колымы…

— Зачем Колымы? Якутии, — несколько обиженно поправляет Попов.

— Ну из Якутии. У вас мерзлота, а у нас, на Кубани, фруктов, арбузов завались. Сколько хочешь! Накрыли бы столик в садку, поллитровочку. Ну и повспоминали бы… Как Беларусь освобождали… Кстати, надо бы написать Дарке, — вдруг спохватывается Желтых. — От самой Орши не писал. Хлопцы, у кого бумажка?

Попов вынимает из кармана потертый номер дивизионки, Желтых выбирает кусочек поля пошире, достает из сумки чернильный карандаш и, пристроившись на сумке, начинает выводить каракули.

— Так и напишем: жив, здоров, чего и тебе желаю. Маркел Иванович Желтых. И число, чтоб знала. Число, оно, брат, самое главное.

Потом он отрывает неровную полоску с этими словами и, сложив ее, как порошок в аптеке, прячет в отворот пилотки.

Хлопцы с забавным любопытством поглядывают на него.

— А зачем много писать? Главное — жив. А остальное бабе оно не интересно. Вот надо бы чаще, да черт ее знает, все некогда. Только карандаш послюнишь, приказ: туда, сюда: то пулемет, то транспортер. То пехота нажимает. А то танки. Сколько мороки с ними! Желтых — то! Желтых — это! Приходится успевать.

В дремоте я склоняю голову. Откинувшись, начинает храпеть Лешка.

Лукьянов неподвижно сидит, глядя в одну точку. Кривенок собирает затвор пулемета. Попов сидит возле Желтых и, моргая, внимательно слушает его.

Вдруг я вздрагиваю, открываю глаза. Удивленно оглядывается Кривенок. Поднимает одну бровь Попов. Вытягивает из шинели голову Лукьянов. С раскрытым ртом замирает Желтых. Раскрывает, но опять с силой закрывает глаза Лешка.

Из-за вражеских холмов доносится протяжный со свистом выдох шестиствольных минометов, и сразу же в воздух, быстро нарастая, ввинчивается пронзительный визг.

Испуганные глаза Задорожного. Он вскакивает и падает. Сваливается набок Желтых. Падает лбом в землю Попов. Падаем я и Лукьянов. Кривенок закрывает собой пулемет. В этот момент землю сотрясают взрывы, разлетаются брустверы. Над огневой в небе вырастают черные тучи земли и пыли. Бьют новые взрывы, на головы рушится земля, комья, песок. Отваливается от бруствера огромная глыба и засыпает кого-то. Чьи-то руки судорожно вцепились в шинель на груди. Обезумевшие глаза. Дергающаяся от тика щека. Взрывы. Руки, дрожащие на голове.

И в этом аду вдруг раздается крик:

— Попов! Прицел! Так твою…

Это Желтых. Попов вскакивает и сквозь смерч пыли, пригнувшись, бросается через площадку в укрытие. Что-то кричит Желтых, но взрывы глушат его. Еще вспышка рядом. Удар! В окоп обрушивается земля. Желтых падает. В облаках пыли — Попов с прицелом под гимнастеркой. Снова взрыв. Я вскидываю и прячу лицо.

Взрывы терзают нас вместе с землей. Наши тела болезненно сжимаются от неослабного напряжения. От каждого разрыва вонзается в мозг мысль: Конец! Этот!.. Нет, этот!.. Вот этот!.. Но вот, кажется, мелькает надежда: выжили!

Неужели выжили? Загорается слабенькая еще, готовая вотвот погаснуть радость…

Вверху утихает. Взрывы колотят землю поодаль. Песок перестает низвергаться в окоп. Потный и страшный выгребается из земли Желтых. Вскакивает Лешка. Слабо шевелится в углу Лукьянов. Отрясается Кривенок. Я медленно встаю и чуть вздрагиваю, чувствую, как глаза мои округляются. Задорожный дико кричит:

— К-к-к-омандир!.. К-к-к-омандир!.. Танки!!!

— Т-т-т-танки! Т-т-танки! Гляди! — кричит он, то высовываясь из окопа, то снова приседая. Мы все враз выглядываем из-за разрушенного бруствера. Желтых на мгновение замирает, часто-часто моргая сузившимися от песка глазами. Будто не веря в то, что видит, он первый ошалело выскакивает из окопа. За ним кидается Попов, потом остальные.

Пригнувшись, через изрытую площадку мы влетаем в укрытие к пушке. Я вцепляюсь в станины. Мне помогает Кривенок, остальные тужатся внизу возле колес. Пушка медленно трогается, но укрытие завалено комьями земли из развороченного минами бруствера и колеса идут боком. Желтых люто ругается.

— Поворачивай станины! Станины поворачивай! Лозня, такую твою…

Напрягаясь изо всех сил, мы кое-как выкатываем орудие на площадку, заносим станины. Желтых вглядывается вдаль. Низко склоненное его лицо потное, злое и страшное. На лопатках мокрые пятна пота.

Танки ползут на первой траншее. В воздухе гремит, грохочет, поднебесье воет и стонет. Тяжелый чугунный гул ползет по земле. Хлопцы бросают сошники, я хватаю стопоры, Задорожный сзади так рвет станину, что едва не сбивает меня с ног. Левой рукой я открываю затвор, сам Желтых с лязгом вгоняет в ствол бронебойный.