ГОЛДБЕРГ. Я рассказывал мистеру Боулсу о своей старушке матери. Какое время ушло. (Садится к столу справа.) Да. Когда я еще был молод, я любил гулять по пятницам у канала с одной девушкой, которая жила неподалеку. С одной восхитительной девушкой. Что за голосок был у этой птички! Как у соловья, иногда сравнения не подберешь. А уж чиста, непорочна! Преподавала в воскресной школе, туда с улицы не берут. Так ли, эдак ли, я всегда позволял себе только маленький поцелуй на прощанье. Никогда не распускал руки. В этом смысле мы не были похожи на тогдашнюю молодежь. Умели уважать чужое достоинство. Бывало, чмокну ее легонько и качу себе домой. Мимо детского скверика, и домой. И так все у меня получалось славно, — то сниму шапку, подарю малышам, то собак каких-нибудь бездомных пригрею. Как сейчас вижу: солнце садится за собачьей площадкой… Эх!
Откидывает спинку стула с довольным видом.
МАККЕН. Точно как за ратушей.
ГОЛДБЕРГ. За какой еще ратушей?
МАККЕН. В Каррикмакросе.
ГОЛДБЕРГ. Никакого сравнения. Так вот, еду я по улице, въезжаю в ворота, открываю дверь, вхожу в дом. «Сими! — кричит старушка. — Ну-ка, скорее домой, пока не стало холодно!» А на столе — знаете, что меня ждет на столе? Нежнейшее рыбное филе, какое только можно себе представмть.
МАККЕН. Я думал, что тебя звали Нэт.
ГОЛДБЕРГ. Она звала меня Сими.
ПИТИ. Да, мы все помним свое детство.
ГОЛДБЕРГ. Верная мысль. А, мистер Вебер? Что вы скажете? Детство. Бутылочки с горячей водой. Горячее молоко. Оладьи. Мыльные пузыри. Какая жизнь.
Пауза.)
ПИТИ (поднимаясь). Ну, мне пора.
ГОЛДБЕРГ. Пора?
ПИТИ. Сегодня у нас турнирный день. Мы играем в шахматы.
ГОЛДБЕРГ. Вы не будете на приеме?
ПИТИ. Нет. Извини, Стен. Я только что узнал об этом. Сегодня игра. Я постараюсь вернуться пораньше.
ГОЛДБЕРГ. Мы оставим вам немного выпить. Да, кстати, хоршо, что вспомнил. ( Маккену.) Пойди, принеси вино.
МАККЕН. Сейчас?
ГОЛДБЕРГ. Ну конечно сейчас. Зачем терять время. Это за углом, помнишь? Пусть запишут на мое имя.
ПИТИ. Мне с вами по пути.
ГОЛДБЕРГ. Обыграйте их поскорее и возвращайтесь, мистер Боулс.
ПИТИ. Постараюсь. До свидания, Стен.
Пити и Маккен выходят. Стенли выходит на середину комнаты.
ГОЛДБЕРГ. Теплый вечер.
СТЕНЛИ (поворачиваясь к нему). Не морочьте мне голову!
ГОЛДБЕРГ. Извините?
СТЕНЛИ (идя к авансцене). К сожалению, произошла ошибка. У нас нет свободных мест. Ваша комната занята. Миссис Боулс забыла предупредить вас. Поищите в другом месте.
ГОЛДБЕРГ. Вы здесь администратор?
СТЕНЛИ. Да.
ГОЛДБЕРГ. Выгодное дело?
СТЕНЛИ. Я здесь главный. Очень сожалею, но вам и вашему другу придется обратиться в другое место.
ГОЛДБЕРГ (вставая). Ах, я совсем забыл, что должен поздравить вас с днем рождения. (Протягивая руку.) Поздравляю вас.
СТЕНЛИ (не замечая его руки). Вы, кажется, оглохли.
ГОЛДБЕРГ. Помилуйте, откуда такие подозрения? Напротив, все мои шесть чувств обострены до предела. Я недурно сохранился для своих пятидесяти, а? И вот что я вам скажу, молодой человек. Теперь разучились праздновать дни рождения. Мало кто понимает, какой это огромный праздник. А ведь рождение — это великое чудо! Как утреннее пробуждение. Чудо из чудес! Некоторые люди — я таких встречал — не любят вставать по утрам. Что в этом хорошего, говорят они. Все тело чешется, бриться неохота, в глазах песок, во рту помойная яма, ладони влажные, нос заложен, от ног воняет — труп, который осталось лишь обмыть. Когда я слышу такие речи, я только улыбаюсь в ответ. Я-то знаю, какое это счастье, вставать вместе с солнцем. Птички поют, стрекочет газонокосилка, а тут еще трава благоухает, колокольный звон, томатный сок…
СТЕНЛИ. Убирайтесь отсюда.
Входит Маккен. В руках у него бутылки.
Немедленно унесите спиртное. Здесь не ресторан.
ГОЛДБЕРГ. Похоже, вы сегодня не в духе, мистер Вебер. Эта добрая женщина выбивается из сил, хочет сделать вам приятное в такой день, а вы…
Маккен ставит бутылки на буфет.
СТЕНЛИ. Я просил убрать бутылки.
ГОЛДБЕРГ. Мистер Вебер, присядьте на минутку.
Читать дальше