Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Долина та была для них ладьею,
Что их к порогу вечности несла.
Но хоть волна вздымалась за волною,
Беспечна мысль сражавшихся была;
У них способность страха замерла,
Хоть был он всюду: там скала трясется,
Гнезда родного птица не нашла
И вверх летит; там стадо вскачь несется;
У человека ж слов от страха не найдется.

Уж Тразимена в наши дни не та:
Как серебро гладь озера сверкает,
Кровавых дней печальные места
Теперь лишь плуг спокойный разрывает,
Да лес широкой сенью покрывает.
Но Сангвиннетто – имя так ручья,
Что здесь течет – досель напоминает,
Что кровью здесь пропитана земля,
Что красной некогда была его струя. [199]

А ты, Клитумн, с кристальною волною! [200]
К тебе приходит нимфа, чтоб в твою
Лазурь взглянуть, любуяся собою,
И погрузить потом красу свою
В нескромную, прозрачную струю.
Бежишь ты, зелень пастбищ орошая,
И осквернить кровавому ручью
Не удалось тебя, волна живая,
Где дети красоты купаются, играя.

Вот на счастливом берегу твоем
На холмике изящный храм ютится;
Все о тебе напоминает в нем.
Внизу же твой поток, журча, стремится,
И рыбка в нем сребристая резвится,
Живя в твоей хрустальной глубине.
И по теченью вниз порою мчится
Вдруг лилия, качаясь на волне,
Туда, где говор струй слышнее в тишине.

Но уделите краткое мгновенье,
Чтоб гению сих мест отдать поклон:
Коль нежное зефира дуновенье
Вас освежит, то знайте – это он;
Когда вдоль берегов, со всех сторон
Откроется ковер вам изумрудный
И свежесть брызг разгонит сердца сон
И смоет пыль сухую жизни трудной, —
Обязаны ему вы той минутой чудной.

А вот Велино. Бурных вод каскад
Свергается здесь со скалы высокой
Вглубь страшной бездны… Дивный водопад!
Как молния, полет струи широкой
Края колеблет пропасти глубокой.
Кипящий ад и свист и рев кругом,
И стонут воды в пытке здесь жестокой.
Их испаренья падают потом
На скалы, сжавшие пучину вод кольцом,

И к небесам стремятся бесконечным,
Чтобы дождем вернуться вновь сюда.
И мурава под этим ливнем вечным,
Как изумруд, сверкает здесь всегда:
Ее весна не меркнет никогда.
Все вниз несется в скачке беспощадной,
С утесов диких прыгает вода,
Ломает скалы бег потока жадный,
В агатовых стенах пробив проход громадный —

Чудовищной колонне водяной;
И кажется, для целей мирозданья
Она из моря вырвана судьбой…
Нет, реки здесь берут источник свой;
Их берегов так мирно очертанье,
Причудлив их серебряный узор…
Но оглянись! Вкуси очарованье:
Поток несется в пене с диких гор,
Как вечность, все с пути сметая, словно сор. [201]

Все в нем полно ужасной красотою…
А в вышине, над вихрем бурных вод,
Блистая красок гаммою живою,
В лучах восхода радуга встает, —
Так в смертный час привет надежда шлет.
Пучина вод утесы сотрясает,
А радуга лучи спокойно льет
И кротостью любовь напоминает,
Когда безмолвно та безумье созерцает.

Вновь на лесистых Апеннинах я…
О, дети Альп! Могучими отцами
Заслонены малютки сыновья,
И после Альп не восхищен я вами:
Утесы там, поросшие лесами,
Там гром лавин, Юнгфрау там царит
И вверх стремится чистыми снегами;
Весь в глетчерах Монблан седой стоит;
В утесах Кимари там тяжко гром гремит, —

Акрокеранскими их прежде называли…
Я наблюдал, взирая на Парнас,
Как к небесам за славой воспаряли
Над ним орлы, скрываяся из глаз;
Я как троянец Иду зрел… Атлас,
Олимп, Афон – затмили Апеннины;
Из них Соракт, бесснежный в этот раз,
Не хочет лишь один склонить вершины.
Латинского певца ему нужны картины,

Чтобы теперь мы вспомнили о нем.
Он средь полей стоит, уединенный,
Как будто вдруг в падении своем
Застывший вал… Любитель умиленный
Классическим созвучьем восхищенный,
Пусть холм латинской рифмой огласит.
В дни юности без смысла затверженный
Латинский стих меня не восхитит, —
Уже ничто теперь во мне не воскресит.

Плодов моих мучительных стараний.
Хоть научили зрелые года
Меня ценить всю пользу ранних знаний,
Но горький след несносного труда
Во мне с тех пор остался навсегда;
Я на свободе мог бы научиться
Любить латынь, теперь же никогда
Не суждено мне ею насладиться,
От нелюбви своей старинной отрешиться.