Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Он, как друзей, встречал утесы, горы;
Ему служил жилищем океан;
Лазурь небес его пленяла взоры;
Любил он блеск и солнце южных стран;
Любил ущелья, степи, скалы, воды, —
Гарольд в общенье с ними жить привык;
Любил леса, пещер немые своды,
Но книгами пренебрегал, – природы
Ему понятней был таинственный язык.

Как некогда халдеи, звезд теченье
Он созерцал и в них мечты своей
Он поселял волшебные виденья;
Блеск звезд не мог их затмевать лучей.
Но так парить всегда нельзя мечтою, —
Земною цепью скован сын земли.
Она отводит взор его с враждою
От неба, что пленяет красотою
И так приветливо кивает нам вдали.

Живя с людьми, он клял свое бессилье
И чах, тяжелым преданный мечтам;
Так, опустив подрезанные крылья,
Из клетки сокол рвется к небесам.
Порой Гарольд не мог мириться боле
С тюрьмой своей и звал свободу вновь;
Так сокол, удручен тяжелой долей,
Все бьется в тесной клетке, рвется к воле,
Но только грудь и клюв он разбивает в кровь.

Хоть без надежд, но менее унылый,
Гарольд опять скитания начнет; [131]
Та мысль, что он сгубил напрасно силы,
Что с смертью вечный мир он обретет, —
Его душе дарит успокоенье,
Его сближая с мрачною тоской;
Так моряки в тяжелый миг крушенья
Надеются в вине найти забвенье,
Чтоб кончить жизни путь, глумяся над судьбой.

Остановись! здесь царства прах суровый;
Здесь след землетрясенья схоронен;
На месте том, что ж нет трофеев славы
И нет победой созданных колонн? [132]
Их нет; но не угасла правды сила,
И без прикрас то поле не умрет.
Победа! что ж ты миру подарила?
Как кровь войны поля обогатила!
Ужель великий бой принес лишь этот плод?

Перед Гарольдом Франции могила,
Кровавая равнина Ватерло;
Здесь в час один судьба орла сгубила
И развенчала славное чело.
Он, с высоты спустившись, с силой новой
Кровавыми когтями землю взрыл, [133]
Но смял его напор врагов суровый…
Он пал, влача разбитые оковы,
Что им сраженный мир с проклятьями носил.

Заслуженная кара!.. Но свободы
Не знает мир, – как прежде, он в цепях;
Ужель лишь для того дрались народы,
Чтоб одного бойца повергнуть в прах?
Прочь рабства гнет! Сольются ль с светом тени?
Покончив с львом, сдадимся ль в плен волкам?
Ужель, среди хвалебных песнопений,
Пред тронами падем мы на колени?
Нет, расточать грешно напрасно фимиам!

Коль мир, восстав, не мог достигнуть цели,
Что толку в том, что пал один тиран?
Вотще лилася кровь, вотще скорбели
И матери, и жены, – жгучих ран
Европа не излечит, если годы
Она страдала даром… Славы луч
Тогда лишь может радовать народы,
Когда сплетен с оружьем мир свободы, —
Тем меч Гармодия был славен и могуч. [134]

Бельгийская столица ликовала; [135]
Гремел оркестр, шумящий длился бал; [136]
Красивых дам и воинов сновала
Нарядная толпа средь пышных зал.
Отрадою дышали разговоры;
Веселый смех звучал со всех сторон;
Когда ж, пленяя слух, гремели хоры,
Любовь сулили пламенные взоры…
Вдруг прозвучал вдали какой-то скорбный стон.

Вы слышите? – то ветра вой печальный,
То шум колес о камни мостовой…
За танцы вновь! Пусть длится говор бальный,
Забудем сон для радости! С зарей
Веселия покинем мир кипучий!
Чу! снова раздается мрачный зов,
Которому как будто вторят тучи.
Все ближе, громче этот зов могучий…
Скорей к оружью все! То пушек грозный рев.

Брауншвейгский герцог первый этот грохот
Услышал. [137]Злым предчувствием томим,
Он вскрикнул: «Грянул бой!» но встретил хохот
Его слова, – никто не верил им.
Однако ж, гула понял он значенье;
Его отца такой же выстрел смял.
В его груди проснулась жажда мщенья:
Отваги полн, он бросился в сраженье
И, впереди несясь, пронзенный пулей, пал.

В смятеньи все; из глаз струятся слезы;
Ланиты дам, что рдели от похвал,
Поблекли в миг один; судьбы угрозы
В уныние повергли шумный бал.
Средь вздохов слышны трепетные речи;
Последний, может быть, звучит привет;
Влюбленные дождутся ль новой встречи?
Как это знать, когда кровавой сечей
Венчает ночь утех таинственный рассвет?

К коню стремится всадник; батарея
За батареей мчится в грозный бой;
Несутся эскадроны, пламенея
От храбрости; идет за строем строй.
Орудия грохочут в отдаленьи;
Гремит, войска сзывая, барабан;
Тревожит граждан мрачность опасений:
«Враги идут!» – они кричат в смятеньи…
Уныньем и тоской весь город обуян.